У нее даже волосы на голове зашевелились от воображаемой ситуации. Детективам тоже стало не по себе.

— Да-а-а, — протянул Томасон, поерзав на стуле. — И вы, значит, поговорили с Фаганом о плохих швах?

— Да. Я прямо обвинила его в преступлении.

— А он?

— Отрицал, конечно. Мы даже поссорились. Я провоцировала его.

— Кто знал, что вы спустились к нему? — продолжал расспрашивать Оберман.

— Я? — Она откинулась назад. — Только Тейт Бухольц, насколько я знаю. Меня сегодня не занесли в расписание. А что?

Она знала, почему они спросили, но очень хотела ошибиться.

— Ничего. Мы просто хотим полностью восстановить картину преступления, — сказал Оберман, захлопывая записную книжку. — Большое вам спасибо, мисс Малотти. Вы нам очень помогли. Кстати, не будете ли вы так любезны дать нам те числа, о которых вы упоминали?

— Они у меня дома. Я могу передать их вам по факсу.

Томасон покопался в кармане и выудил оттуда визитную карточку.

— Мы были бы вам очень благодарны. И, пожалуйста, если вы что-нибудь вспомните, пусть даже незначительное на ваш взгляд, — немедленно поставьте нас в известность.

Лу встала с кресла.

— Мне кажется, вам стоит отдохнуть, — сказал Оберман. — Возьмите небольшой отпуск.

— Не могу. У нас и так не хватает персонала. А после случившегося, — сказала она с удивившей ее саму горечью, — нехватка станет еще заметней.

— Да? Ну тогда я приставлю к вам телохранителя.

— Что? Чтобы он следовал за мной по пятам? Нет! Я так не смогу работать, а за меня работу никто не сделает. А что, если я сама организую свою охрану? Вы не будете против?

— Вы хотите поселить какого-то знакомого у себя в доме?

— Дома у меня живут: сын — каратист, его подруга, сестра и братья подруги, ирландский волкодав весом почти в двести фунтов. Кроме того, у меня есть пистолет тридцать восьмого калибра. Так что если враг появится, я выставлю против него целую армию. — Ну не знаю…

— Послушайте, вы что думаете — мне жить надоело? Если бы я считала, что мне действительно грозит реальная опасность, я бы что, отказалась от охраны? Там было темно, как в погребе, понимаете? Я не узнала его, и он в этом уверен. Мне нечего бояться.

Оберман посмотрел на Томасона. Они поняли друг друга, а вот Лу на этот раз не поняла их. Естественно: они работают вместе много лет, а она их в первый раз видит.

— Вы доверяете парням из вашей Службы безопасности?

— Их проверяет полиция, их проверяют врачи, мы проверяем их счета, посылаем отпечатки пальцев в ФБР. Они проходят проверку на детекторе лжи. Может быть, им чего-то другого не хватает, но честности и надежности — хоть отбавляй.

Томасон фыркнул.

— Да, когда мозгов не хватает — это хорошо. Это за умными нужен глаз да глаз.

В других обстоятельствах Лу посмеялась бы. Но сейчас была слишком опустошена.

— И вот еще что, ребята, — сказала Лу, — я была бы вам очень благодарна, если бы журналисты ничего не пронюхали об этом деле. Малейшее подозрение может привести фирму к краху.

— Мы никогда не обсуждаем с прессой подробности следствия.

— Прекрасно.

— Вы домой? — спросил Оберман.

Лу посмотрела на часы. Двенадцать восемнадцать. Неполных два часа прошло с тех пор, как она ступила на борт «Коринны». А кажется, что прошла вечность.

— До конца моей смены еще почти семь часов, — сказала она.

— Я думаю, никто вас не осудит, если вы прогуляете, — улыбнулся Томасон.

Лу покачала головой. Наверное, это гордость не позволяла ей воспользоваться обстоятельствами.

— Работа есть работа.

— Знаменитые слова Лу Малотти, — весело сказал Оберман.

Когда после окончания смены Лу, с трудом переставляя ноги, шла на автостоянку, она столкнулась с Витакером, стоявшим у ее машины со скрещенными на груди руками.

Вид у него был воинственный. Он загораживал ей дорогу и, судя по всему, не собирался посторониться.

— Слушай, я устала и расстроена. Если хочешь ругаться, отложи это на завтра.

— Неудивительно, что у тебя не было любовников.

Она обалдело уставилась на него.

— Любая женщина в подобных обстоятельствах билась бы в истерике, — продолжал он, — как, впрочем, и большинство мужчин. Любой нормальный человек позвонил бы домой или друзьям и рассказал бы о том, что только что едва не погиб от удушья. Любой, но только не Лу Малотти.