Но настал момент, когда этого стало мало. Лу села, обняла его за шею и прошептала:

— Давай!

Он вошел в нее, и она как будто закачалась на океанской волне. Нежность и нега ушли. Теперь наслаждение соседствовало с болью. Поцелуи, объятия, ласки стали резкими, почти грубыми. Она неистовствовала почти так же, как он.

Жизнь. Драгоценная и быстротечная, она била ключом, наполняя ванну бурлящей водой. Это ее власть заставляла их биться в судорогах, да, неодолимая тяга к продолжению рода. Лу не противилась инстинктам, она надеялась, что их животворящая сила смоет с ее души след, оставленный сегодня смертью.

В самом конце стальные глаза Витакера стали пустыми, как бездна. Она захотела упасть в эту бездну. И раздался крик. То ли ее, то ли его, то ли их обоих.

На мгновение она ощутила себя купающейся в ванной, наполненной шампанским.

Огнепоклонник выезжал со стоянки у отеля «Холидэй-Инн». Он следил за этой сволочью с самой верфи, надеясь, что ему удастся как-нибудь затолкнуть ее в свой «кавалье». К сожалению, он не учел Витакера. И пришлось ему сидеть на стоянке, дожидаясь их.

Сила, до сих пор питавшая его, вдруг куда-то исчезла. Она пряталась где-то рядом, манила к себе, но не давалась. Черт бы ее подрал, эту сволочь! Как она ему надоела!

Ярость переполняла его, требовала немедленного выхода. Пусть опасно, пусть безрассудно, но он должен что-то сделать сейчас же, среди бела дня, иначе ярость задушит его! Он поехал по Кроуфорд-стрит, оглядываясь по сторонам. Но рабочий день был в разгаре, люди сновали туда-сюда, и он безрезультатно доехал до Брод-стрит и направился дальше, на запад. Моросил дождик. Ему нравилась такая погода, когда сплошные облака низко нависали над головой. Мир казался тогда таким маленьким и безопасным.

Чем дальше от реки, тем беднее становились кварталы. Приятные на вид ресторанчики и чистенькие домики сменились тусклой чередой заброшенных строений и складов. Немытые окна и проржавевшие металлические решетки как будто сами просили, чтобы их убрали с глаз долой, они не хотели отравлять людям жизнь своим мерзким видом.

Он подумал, что мог бы с удовольствием удовлетворить их просьбу и сжечь весь этот квартал. И тот, который за этим. И следующий. Яркий огонь запылал как наяву. Он вызвал его к жизни силой воображения.

Вдруг его внимание привлекла витрина мебельного магазина. Он посмотрел на часы. Еще нет девяти. А магазин открывается в десять. Замечательно. Он свернул налево, потом еще налево, проехал до ближайшего перекрестка и остановился. Достаточно близко, чтобы быстро добежать, достаточно далеко, чтобы не заметили и не запомнили.

Он надел плащ, проверил, на месте ли фонарик, взял с заднего сиденья свой верный ломик.

Ему повезло: пока он шел к служебному входу магазина, улица оставалась пустынной. Ему опять повезло, когда он подошел к нужной двери: она была не металлическая, а деревянная. На ней поблескивал хилый замок — одно название, а не замок.

Он просунул ломик в замок и нажал. Не сразу, но дверь все-таки поддалась.

Он проник внутрь. Вместе с ним в помещение ворвался свежий влажный ветер, потревожив бумаги, лежавшие на столе у дальней стены. Пахло плесенью. У ближайшей стены скопилось немало мышиного помета. Все приметы говорили о том, что это подержанная мебель, никому не нужная, кроме мышей.

Очень осторожно он открыл следующую дверь. Там висела тишина, нарушаемая только его дыханием, участившимся от предвкушения скорого пожара. Он чувствовал, что вдохновение уже готово вернуться к нему.

В комнате он увидел керосиновый примус и канистру, как оказалось, почти полную. Как ему сегодня везет!

За другой дверью был склад. Там было темно, но он не стал включать фонарик, предпочитая ориентироваться по слабому свету, идущему из оставленной открытой двери. Это был не склад, а мечта поджигателя: деревянная мебель стояла вплотную друг к другу, даже на полу было чем поживиться огню: под ногами шуршал использованный упаковочный материал. Столы, стулья, полки, кровати, диваны… Как хорошо будет гореть!

— Слава тебе, Господи! — сказал он.

Вдруг заскрипела какая-то дверь. Он отпрыгнул и спрятался за шкаф. Дверь открылась, и полоска света упала прямо на то место, где он только что стоял. Злоба стала расти в нем, черная и колючая.

Сволочь! Это все из-за нее! Да, пока она жива, не видать ему удачи…

В дверном проеме появилась тень, загородившая собою почти весь свет.

— Кальвин, это ты?

Голос выдавал преклонный возраст говорившего.

— Я слышал, как ты возился с дверью. Что, опять не мог открыть?