Стихотворения и поэмы
вернуться

Сосюра Владимир Николаевич
Шрифт:

322. «Поднимаются крылья души…»

Поднимаются крылья души, белоснежные, с синим отливом, и уже не в квартирной тиши мое сердце — в полете счастливом. Сердце — в небе, что крыльями дней разлучает с землей меня. С нею! Чтоб любил я ее всё сильней, как любимую, звал бы своею. Если ж с неба, как звездочка, я упаду — песни выльются сами… О, земля золотая моя с голубыми (то — небо) глазами! 26 июля 1960

323. «О чем лепечут листья в этот грустный вечер?..»

О чем лепечут листья в этот грустный вечер? Как будто сквозь туман, смотрю на дрожь листа. Таинственно и сонно сказки шепчут их вещие зеленые уста. Их слушает душа… Но смысл тех песен милых людская речь никак не может передать, ведь разумом понять их мы еще не в силах,— меж ними и душой не проложили гать. И тщетно мысль во тьме пожаром полыхает да бьется, бьется в стену, прочную, как сталь. И только иногда откроет даль без края та вечная стена… А там… за далью — даль… И мне тогда ясны все голоса природы: как падает листок, зеленый братик мой, и просит помощи… Как жалуются воды ночным ветвям на холод неземной, что превратил их в лед… Как астры в непогоду томятся под дождем и жаждут теплых дней, как звезды шепчутся за далью небосвода, играя в черной бездне золотом лучей. Тогда я весь открыт для вечности. При этом хоть сам я невелик, но все миры — во мне, я их в себя вобрал, как музыку рассвета, когда заря на росах блещет в тишине. Дождь отшумел, прошел… Молчат листки, промокли, и капли на ветвях дрожат, полны огня, как будто бы в мельчайшие глядят бинокли их очи на меня… 27 июля 1960

324. «Вновь заря рассвета стерла сон крылом…»

Вновь заря рассвета стерла сон крылом, воробей щебечет звонко за окном, где цветы проснулись и трепещет свет, — и земле и небу шлет он свой привет! Стаи туч гривастых в край далекий мчат, музыкою счастья полон синий сад, с небесами пьяно обнялись поля, и румяной стала от зари земля. У тебя, родная, милая навек, выпил слезы счастья луч с закрытых век, на твоей подушке он лежит, горя… Ты глаза открыла, в них — любви заря. 28 июля 1960

325. «Бежит слеза с небесных век…»

Бежит слеза с небесных век по голубым просторам… Нет, это юный месяц-свет встает над синим бором. Он золотых лучей вино льет на воду и сушу. И, как в открытое окно, заглядывает в душу. И сон, и сосны… Тишина. Ее я не нарушу… О нет, не месяц, то она заглядывает в душу. 28 июля 1960

326. «Золотую свою ножку…»

Золотую свою ножку в травах ставит луч стоймя, где асфальт пробил дорожку меж березами двумя. Треплет ветви ветер хлесткий, как далёко синь дубров… Загрустили две березки, нежны, чисты, как любовь. О, как знаю я печаль ту, те стремленья — вдаль и ввысь! Над дорожкой, над асфальтом две березки обнялись. июль 1960

327. ПИСЬМО АЛЕКСАНДРУ КОВИНЬКЕ

О, память!.. Сердце всё гудит от боя, как встретились, Ковинька, мы с тобою под стягом Черноморского полка… Одесса. Ночь морозна и звонка. Как спорили мы, распалясь не в меру, об Украине — долго и всерьез!.. Ты, как пророк, — в глазах огонь и вера, — всё снишься мне в том дыме папирос. Вот мы идем с тобой на трубы боя по Дерибасовской. И лес штыков качается за мной и предо мною… В них видел я порыв наш в даль веков, в штыках и в нас… Галиция… Тирасполь… И снова степь широкая кругом… Я сквозь туманы рвался к братьям красным на светлых их орудий дальний гром. Тогда в боях, когда мы отступали, я видел сон, и ты был в этом сне, — стоял с штыком… Играя на металле, искрился луч… И ты промолвил мне: «Идем, Володька!..» Холодно и быстро слова звучали. И подумал я: «Не промахнется он. Один лишь выстрел — и разлетится голова моя». Тот сон был глупым. И в крови, и в славе, как я, прошел ты сквозь огонь тех лет. И вот с тобой мы встретились в Полтаве в двадцать седьмом… И дружбы нашей свет горит, о сын Остапа Вишни ясный! А сколько юмора в словах твоих, то чувство до сих пор еще не гаснет, живет в тебе как отзвук дней былых. Ты — как пророк. Спокойный, аж железный в покое том… И очи как огни… Мы словом служим Родине любезной, как ей штыком служили мы в те дни. Отгрохотала дымных сил вендетта, Москва и Киев обнялись любя. Пиши, мой друг, не забывай поэта, как в песнях он не позабыл тебя. Июль 1960 Ирпень

328. «Камышеваха, Лоскутовка…»

Камышеваха, Лоскутовка и Переездная потом… Там русая ее головка лежала на плече моем… И наши жилы кровью пели, довольны юною судьбой. И травы пьяно так шумели когда мы в гору шли с тобой. «Любимая!.. Моя!» — «Володя!..» — Слетало с губ. Цвели глаза. И гром гремел на небосводе, метала молнии гроза. Давно, давно… Теперь мы седы. И всё как сон, о край ты мой! Но ведь в душе, познавшей беды, еще совсем я молодой. И, значит, юно сердце бьется, как и твое… о, благодать! А песня льется, льется, льется, а песне края не видать. 1 августа 1960

329. «Над бором, над туманною рекою…»

Над бором, над туманною рекою — крыло зари. Слеза печали, радости слезою в глазах гори! Слеза послушно заиграла — алмаз-краса… «Не я печали собирала — с ветвей роса!» Роса? Ну, что ж. Ушла ты от ответа! Душа, молчи! В глазах слеза, крупицей самоцвета переливаясь, шлет лучи. 8 августа 1960