Марлена вспомнила номер сейфа, найденный ею в бумагах мужа. Ах, вот в чем дело! Но смысла этих махинаций она не поняла. Разве с ценных бумаг, не лежащих в банке, налоги не берут? Впрочем, ей все равно. Это не имело отношения к ее проблемам.

— Я не хочу печатать для тебя какие-то счета. Я хочу профессионально расти, быть среди людей, делать карьеру.

— А как же домашние дела?

— Если я буду приглашать на один день в неделю приходящую прислугу…

Бернхард ударил ладонью по столу:

— Какого черта! Что ты нашла интересного в том, чтобы разыгрывать из себя секретутку в вестибюле?!

— Это же только начало!

— Зачем? — Он встал и обхватил ее плечи. — Ну зачем? У тебя есть дом, ребенок, я наконец. Неужели этого недостаточно?

У Марлены слезы выступили на глазах. Она затрясла головой.

— Да что ты за женщина! — презрительно бросил Бернхард, толкнув ее на стул. Потом повернулся и вышел из комнаты.

Марлена съежилась на стуле, как побитая. Все те же мысли снова не давали ей покоя. Может быть, Бернхард прав: она не женщина, пытающаяся найти свою дорогу в жизни, а какой-то выродок? Может быть, вообще нежелание следовать сложившимся канонам — признак ее ущербности?

Ее стыд обратился в гнев. Она схватила пепельницу и швырнула ее в стену. Пепельница разбилась на мелкие кусочки. Марлена вышла, даже не подумав собрать осколки. Бернхарда она нашла в кабинете. Он сидел за письменным столом и листал журнал. Что интересного может найти этот непробиваемый деспот в специальном журнале? Как он может спокойно читать, когда речь идет о ее будущем?

— Выслушай меня еще раз. Я смогу доказать тебе, что у нас будет счастливый брак, даже если я займусь профессиональной деятельностью. И я буду всю жизнь благодарна тебе, если ты не станешь чинить мне в этом препятствий.

Его лицо превратилось в каменную маску:

— Нет. Этого ты от меня не дождешься. И ты знала об этом.

— Я знала об этом?! — закричала Марлена.

Да она совсем ничего не знала тогда, в восемнадцать лет, кроме того, что беременна. А беременные женщины имеют только три возможности: сделать аборт, если смогут найти врача, согласного нарушить закон; воспитывать ребенка одной или выйти замуж. Она радовалась будущему ребенку и вышла замуж потому, что считала брак началом многообещающего жизненного пути, а не его концом. И согласен Бернхард с этим или нет, она будет строить свою жизнь в соответствии с собственными желаниями. И в семье, и на работе, и в общественной жизни.

— Ты упрямая эгоистка, — не обращая внимания на ее вопрос, продолжал Бернхард. — И думаешь только о себе.

— Можно подумать, ты не такой.

Они гневно смотрели друг на друга. Бернхард не выдержал первым, он снова уткнулся в журнал.

Марлена выбежала из комнаты, чувствуя себя ребенком, которого отругали за серьезный проступок.

На следующий день завтрак проходил в тягостном молчании. Андреа тревожно поглядывала то на мать, то на отца и наконец решила вмешаться:

— Я с удовольствием буду ходить на продленку, папа.

Бернхард отложил газету и ответил с сарказмом в голосе:

— Мы поговорим об этом в другой раз, сокровище мое. — Он аккуратно сложил газету, немного помедлил, а потом спросил: — Как называется фирма, в которой ты хочешь работать?

Марлена затаила дыхание. Может быть, понимание еще возможно?

— Издательский дом Винтерборна в Швабинге, — поспешно ответила она.

Бернхард молча встал и отнес грязную чашку в раковину. Потом простился с Андреа, игнорируя жену, и вышел.

Когда его шаги в коридоре затихли, изумленная Андреа повернулась к матери и шепотом спросила:

— Почему папа так сердится? Если ты будешь работать, то станешь получать много денег.

Внезапно Бернхард снова возник в дверях.

— Я зарабатываю достаточно денег для всех нас. — Его лицо пылало от ярости. — И не хочу, чтобы моя дочь ходила на продленку. Надеюсь, всем все ясно.

Он взял свой «дипломат», схватил с вешалки пальто и захлопнул за собой дверь.

Марлена застыла, не в силах двинуться с места. Что же ей делать? Она лишила весь дом покоя, сказал ей вчера Бернхард, отправляясь спать.

Маленькая ручка Андреа погладила ее щеку. Марлена прижала дочь к себе.

— Мне очень жаль, что мы так часто спорим при тебе. Но иногда этого просто невозможно избежать, — сказала она дочери, поклявшись про себя, что в будущем постарается не допустить этого.

Целую неделю она с замиранием сердца ждала прихода почтальона и сломя голову мчалась к телефону, заслышав звонки. Ничего. Мориц уехал на пару дней, и ей неоткуда было получить информацию о том, что происходит в фирме. В пятницу она не выдержала и сама позвонила в отдел кадров, чтобы поинтересоваться судьбой своего заявления.