Георг Винтерборн откинулся назад и внимательно посмотрел на нее:

— Я хотел бы на этот раз поручить приветствие женщине. Понимаете ли… Молодежь, которая приедет к нам — а там восемьдесят процентов мужчин… Их нужно в течение этих двух дней развлекать. Конечно, состоится несколько важных бесед, мы наметим новые пути развития, подискутируем… Но в общем и целом это мероприятие — нечто вроде поощрения. Два дня в высококлассном отеле с обширной вечерней программой и шампанским, сколько душа пожелает. Им будет намного приятней, если вступительный доклад сделает очаровательная женщина.

Марлена никак не могла поверить:

— Но я ведь совсем недавно работаю в фирме.

— Уже три года.

Итак, с Бехштайном он сам разберется.

Она сказала:

— Конечно, я очень рада. Надеюсь, я вас не подведу и не опозорюсь.

Он покачал головой:

— В такое я не верю. — Потом сказал, что при составлении доклада она должна иметь в виду: он должен быть информативным, однако не слишком критичным, не сухо-деловым, а остроумным, чтобы настроить молодежь на приятные выходные. — Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду, — закончил он и снова улыбнулся ей очень тепло. Даже нежно, как ей показалось.

— Вы имеете в виду… это должен быть женственный доклад.

Он кивнул:

— Внешняя служба с позиции женщины… нечто вроде этого.

Марлена подумала о том, что хотела бы сказать с трибуны на самом деле, и резюмировала:

— Интересное задание, господин Винтерборн.

Следующие две недели Марлена работала над этой речью. Она попыталась посоветоваться с Никласом, но тот был абсолютно погружен в госэкзамены и не видел никакой проблемы в составлении маленькой приветственной речи.

— Ты и сама прекрасно справишься! — отмахнувшись, сказал он, и Марлена оставила его в покое. — А я обязан получить высокие оценки. Я непременно хочу попасть на работу в концерн.

Когда он произносил это, его голос был лишен всякого выражения, и Марлену охватило недоброе чувство. Как может Никлас, с его социальными и политическими взглядами, стремиться стать удачливым юристом? В мечтах он видел себя в подчинении у какого-нибудь босса, который бы покровительствовал ему и продвигал его и работа с которым была бы для Никласа хорошей школой. Но представлял ли себе Никлас, строя грандиозные планы, сколько унижений, приспособленчества и показного смирения ему понадобится, чтобы одолеть этот путь? И останется ли он после этого пути таким же?

Но она тут же отбросила эти мысли прочь. Нет, Никлас никогда не станет унижаться. Скорее пресловутый верблюд пройдет в игольное ушко, чем он скажет «да», если думает «нет».

Она продекламировала свою маленькую речь перед матерью. Тилли, снявшая дешевую квартирку за городом, каждый день приезжала на трамвае в Мюнхен, в магазин, где работала на выдаче товаров. Она всегда радовалась посещениям Марлены и принимала заинтересованное участие в ее жизни.

— Это звучит потрясающе, — сказала она, выслушав доклад дочери, и открыла бутылку шампанского. — За нас обеих! — Они чокнулись.

Марлена смотрела на мать, покачивая головой.

— До сих пор не могу поверить. Когда я недавно была у отца и дала ему твой адрес, то была убеждена, что ты сразу же вернешься домой.

— Я была близка к этому, — подтвердила Тилли.

— И что тебя остановило?

— Это приглашение на ужин… Оно должно было послужить примирению, понимаешь? Однако уже мое жаркое из косули за двадцать пятьдесят здорово поколебало его желание помириться. Ему куда бы больше понравилось, если б мы пошли в какую-нибудь столовую самообслуживания. Даже не знаю… Я сидела там, смотрела на него и думала, как все будет, если я сейчас пойду с ним домой. И представляешь? Я сразу увидела себя снова в кухне. Я не видела себя лежащей рядом с ним в постели или пьющей вино в гостиной, нет: я была в кухне. Но я больше туда не хотела. Вот так все просто.

— И как ты теперь себя чувствуешь — как свободная женщина?

Тилли опустила голову:

— Только отчасти. Днем я занята на работе, у меня уже есть пара знакомых, да и с Фридой мы по-настоящему дружны. Вот вечерами… иногда мне бывает очень одиноко. Но я уже привыкаю.

— Может быть, ты еще познакомишься с хорошим человеком? Ты ведь можешь выйти замуж.

— Тогда вообще какой смысл разводиться? — сказала Тилли возмущенно. — Мужчины моего возраста или испорченные холостяки, или вдовцы, ищущие замену ушедшей жене. Чтобы избавиться от домашней работы и обеспечить себе сиделку на случай болезни. Нет уж, спасибо!

Марлена расхохоталась и обвинила ее в феминистских происках. Но Тилли ответила, что это не происки, а жизненный опыт.

— Я очень рада, что именно мне доверено сегодня приветствовать всех вас, — начала свою речь с маленькой трибуны Марлена, глядя в обращенные к ней лица. — И я, естественно, получила четкие указания в связи с этой речью: моя речь должна быть достаточно краткой, с юмором, в меру легкомысленной и без личной критики. Но, как видите, я женщина. А какая же женщина точно следует указаниям мужчины?