— Именно это больше всего и бесит твоего Бехштайна. Твое поведение слишком эмоционально и базируется на интуиции, которую такие, как он, не признают в принципе. Да зачем вообще думать о людях, если они не приносят ощутимого дохода?

— Да, если бы речь шла о начальнике старой закалки… Но я надеялась, молодые мужчины…

— Думаю, это еще цветочки. Честно сказать, я предпочитаю стариков. Конечно, они во всем пытались доминировать, сохраняли известную степень презрения к женщинам и были слишком лояльны по отношению к фирме. Новая гвардия, напротив, помешана на так называемом профилировании. Конечно, они точно так же презирают женщин, но думают при этом только о собственных нуждах, в то время как их старшие коллеги все-таки преданы фирме и готовы пахать на нее день и ночь.

— Бехштайн тоже работает по десять часов в день.

— Ясное дело. Пять часов в день он подкапывается под кресло своего начальника, а остальные пять часов ревниво следит, чтобы никто не подкопался под его собственное. Ты, например.

— И что же мне теперь делать?

— Старайся, чтобы этот тип не зажал тебя окончательно. Организуй в своем маленьком подразделении пассивное сопротивление его распоряжениям и приложи все усилия, чтобы тебя оценили более высокие начальники. Продолжай до тех пор, пока тебе не предложат другую должность, более тебе подходящую. Или пока ты сама не создашь такую должность.

Итак, Марлена начала осуществлять пассивное сопротивление. Она представляла Бехштайну только те случаи, оценка которых могла быть абсолютно однозначной. Критические ситуации старалась разрешать во время его частых отлучек и командировок. Если он задавал ей вопросы по этому поводу, она невинно смотрела на него и объясняла, что дело было очень срочное и не терпело промедления и поэтому пришлось решать без него. Но, конечно, она обсудила все с Георгом Винтерборном, поскольку шеф, как господин Бехштайн, наверняка знает, требует, чтобы в отсутствие непосредственного начальника все вопросы решались через него.

Упоминание Георга Винтерборна было продуманным ходом. Благодаря этому Марлена достигала трех целей: демонстрировала шефу издательства, как урезает сферу ее деятельности Герд Бехштайн, и не позволяла господину Винтерборну забывать о себе. У нее было такое чувство, что он интересуется ее существованием, что ему импонирует ее стремление двигаться вперед и завоевывать новые высоты. Кроме того, она явно нравилась ему как женщина, хотя он никогда не предпринимал ни малейших попыток к сближению. Но то, как он ее рассматривал, как мгновенно замечал новое платье или цвет ее губной помады, показывало Марлене, как неравнодушно он к ней относится. Конечно, он слишком стар для нее. Но зато он, несомненно, что-то представлял собой — от него исходило обаяние силы и мужественности. Она легко могла вообразить его молодым человеком, который из ничего, с нуля создал фирму, пользуясь только своей головой, энергией и умением увлечь людей, повести их за собой.

Возможно, это и было тем, что привязывало Марлену к нему и к этому месту. Она была лишь маленьким винтиком в этом большом механизме; чудо, что он вообще обратил на нее внимание. Но какое-то сходство с его силой, мужеством и фантазией она находила и в своей душе. Когда Марлена сидела напротив него и рассказывала о своей жизни, она знала, что он понимает ее чувства и мысли. Только однажды, когда она сказала ему, что снова вышла замуж за студента, он на минуту наморщил лоб:

— А как же с вашей профессией? С компьютерными курсами?

Марлена восторженно рассказала ему, что Никлас во всем ее поддерживает. Да, только благодаря ему она смогла позволить себе записаться на эти курсы, потому что он взял на себя заботы об Андреа и часть домашних работ.

— Самое замечательное, что так останется и после того, как он закончит учебу. У нас одни цели, и Никлас действительно вполне современный человек.

Она видела, что шеф относится скептически к ее словам, и рассердилась.

— Ваша дочь тоже делает карьеру, и она замужем, — сказала она холодно. Если он сейчас ответит, что это совсем другое дело, она сейчас же выйдет и больше никогда не будет вести с ним приватные беседы.

Но он только улыбнулся:

— Не будем торопиться с выводами. Насколько я знаю, мой зять хочет иметь детей.

Теперь он вел себя как потенциальный дедушка, очень ждущий счастливого момента! Марлена была разочарована.

— Одно с другим никак не связано, — сказала она холодно.

Он развеселился:

— Может быть. Но, по-моему, мой зять в этом вопросе вполне старомоден.

Марлена рассердилась еще больше. Давид Эриксон — старомодный? Этот идеал мужчины?! Который судит обо всем так прогрессивно? Который хочет полностью модернизировать фирму и внес уже так много предложений для этого? Который добился того, чтобы все подразделения фирмы были обеспечены компьютерами? Который добивался того, чтобы выделить рекламную агентуру в отдельную дочернюю фирму, и удачно осуществлял планы создания собственной типографии? Который, глядя далеко вперед, собирался основать концерн? Она недоверчиво смотрела на Георга Винтерборна.

Он поднял вверх руки и рассмеялся:

— Знаю, знаю. Его очень любят. Да и я тоже его люблю. Но по поводу семейных дел он, быть может, думает иначе…

Марлена устало улыбнулась. Учись у элегантного Бехштайна, сказала себе она. Если теперь она начнет спорить с Винтерборном, он может прийти к выводу, что она не тот человек, который достоин его покровительства.

Он усмехнулся:

— Знаете, что в вас самое интересное?

— Нет, — сказала она, все еще находясь в дурном расположении духа.