Сексуальная революция? Ха-ха-ха! Хотя Марлена теперь пьет таблетки и Бернхард больше не практикует прерванный акт, их интимные отношения не стали из-за этого более волнующими. Она стремится к чему-то новенькому, необычному — а Бернхард никогда не отступает от привычного порядка действий. Когда же она пытается взять инициативу в свои руки и внести хоть немного оживления в обычную любовную игру, то тут же чувствует его подспудное сопротивление. Он — мужчина в доме. Он приносит деньги, за ним — последнее слово, и он будет укладывать на спину свою жену, потому что — наставительно произносил он — ему не доставляют никакого удовольствия нелепые гимнастические упражнения в постели. Этого положения не меняли ни продуманные учебные фильмы по технике секса, ни подкладываемые Марленой порнографические журнальчики; лишь однажды, после «жестокого порно», он всю ночь горел огнем, однако это горение не задержалось надолго. Да и не будешь же ходить в кино каждый вечер!

Марлена вернулась в комнату и уселась на один из мягких стульев, которые Бернхард унаследовал от своей бабушки и которые она терпеть не могла, несмотря на их хваленое удобство. Она ненавидела весь этот дом. Он ей так же осточертел, как ее брак, как их отношения, как его взгляды. Ее мысли были полны планами сопротивления, ненавистью и неудержными фантазиями. Вот она — политик, чье красноречие приводит в фанатичный восторг народные массы. Или борец за свободу, деловая женщина, супердорогая проститутка… Кто угодно, только не славная немецкая домохозяйка в славном немецком домике. Ах, Господи! Она до сих пор не может понять, почему все время делает совсем не то, что хочет и должна. К примеру, она собиралась получить аттестат зрелости, остаться незамужней, сделать карьеру. И что же вышло из всех ее благих намерений? Если она станет продолжать в том же духе, то вполне понятно — имея перед глазами пример матери, — чем она закончит. Превратится в замученную, разочарованную женщину, покорно исполняющую все, чего от нее ждут, чьи иллюзии развеяны, как пекарский порошок для пирога под названием жизнь. А когда хочешь откусить от этого пирога, то щелкаешь зубами и хватаешь ртом воздух.

Марлена вернулась в кухню и принялась собирать грязную посуду. Неужели Бернхарда тоже посещают подобные фантазии? Может быть, он тоже хочет стать борцом за справедливость или воспользоваться услугами шлюхи? Тогда они вполне могут пересечься в фантазиях и начать наконец осмысленную жизнь.

Она подошла к окну. Деревья стояли голыми, трава на газоне была еще бурой, прошлогодней. Юная пара бежала к автобусной остановке. На строительных лесах работал молодой мужчина. Солнце путешествовало по стенам домов, освещая хилые, обвисшие плети плюща. Птицы щебетали так неуверенно и вопросительно, как бывает только очень ранней — даже еще не начавшейся — весной. Неожиданно надежда шевельнулась в душе Марлены. Несмотря ни на какие внешние обстоятельства, жизнь стоит того, чтобы ее продолжать. Ей очень понравилась эта фраза, которую она вычитала у Симоны де Бовуар. Теперь, осознав парализующую опасность любовных романов, она обзавелась абонементом городской библиотеки. Еще одно выражение из мемуаров Симоны де Бовуар она выписала вчера вечером на бумажку и подчеркнула красным фломастером: «Теперь я больше не сомневалась — я человек особого свойства и должна что-то совершить».

Да! Она отбросила в сторону полотенце, которым вытирала посуду. Наверняка Симона де Бовуар подразумевала под этим «что-то» не мытье посуды.

Ее родители ссорились. Отец стоял в кухне, спущенные подтяжки болтались поверх брюк. У него было несколько выходных дней, которые он проводил за телевизором, по большей части в полудреме.

Мать Марлены, небольшого роста — на голову ниже мужа, — худенькая, начинающая седеть женщина с робкими карими глазами, пыталась вытолкнуть отца из кухни.

— Я терпеть не могу, когда ты ходишь по дому в нижнем белье.

— Дома я могу одеваться так, как мне удобно.

— Ужасно, когда мужчина так опускается. На тебя просто неприятно смотреть.

— Ну так не смотри! Когда наконец меня накормят?

— И не рассчитывай. Я еду с Марленой в город. В конце концов я тоже заслужила отдых.

— Ты? А от чего же тебе надо отдыхать?

— От тебя, от мальчишек и от всего этого бардака вокруг. — Она показала на груду грязной посуды, загромоздившей раковину.

Отец достал из холодильника банку пива, рывком открыл ее, так что пена зашипела, и пошел обратно в комнату к телевизору.

Марлена взяла губку и стала мыть посуду. Какой бред! Где бы она ни была — дома или у родителей, — первым делом хваталась за губку или полотенце. Как будто замужество и материнство включили в ней некий механизм, заложенный еще при рождении — в тот самый момент, когда врач извлек ребенка из утробы Тилли Шуберт и установил, что он женского пола. Нечто вроде магнитофонной кассеты, вставленной в голову маленькой девочки, которая рано или поздно включится и начнет заливисто выводить десяток золотых правил «Как мне стать идеальной женщиной». Тогда как младенцу мужского пола впору было украшать пенис бантиком и вешать на грудку плакат, удостоверяющий, что по праву рождения он освобождается от низменного домашнего труда.

Мать стояла у стола и протирала пыль с вазы с искусственными гвоздиками. На подоконнике лежал очередной любовный роман в яркой обложке.

— Уехала бы ты на пару дней к тете Хеди. Посмотрим тогда, как они без тебя справятся, — посоветовала Марлена.

Мать испустила язвительный смешок:

— Хеди купила новый буфет в гостиную. Придется целый день им восхищаться. — Она поставила вазу точно в центр стола. — Кроме того… Кто же займется здесь посудой, стиркой? Ведь мальчикам каждый день нужны свежие рубашки.

«Мальчикам» было уже за двадцать.

— А как твои дела? — спросила мать после паузы.

Марлена пожала плечами:

— Нормально.

— А как Бернхард?

— Ожидает очередной большой заказ. Мама, мне совсем не хочется говорить о Бернхарде. — Марлена порывисто повернулась к матери. — Я тебе уже говорила: я не собираюсь провести всю жизнь в этой чертовой кухне, обслуживая своего муженька и читая на сон грядущий какой-нибудь очередной слащавый романчик. — Она бросила презрительный взгляд на подоконник.