Нет, нет, только не поддаваться панике, Марлена! В самом худшем случае тебе придется уйти из фирмы и искать себе новую работу. Нет, ей не придется это делать! Есть же еще Давид! Он всегда на ее стороне! И поможет ей. Но как? Георг — полноправный владелец фирмы, он может поступать так, как считает нужным. А беспомощно-виноватый взгляд Давида доказывал, что он никогда не решится ради нее подставить себя под удар. Георг, Георг! Вспоминая недоверчивое удивление в его глазах, она готова была сквозь землю провалиться. Как она могла так поступать с ним? Она обязана была давно поговорить с ним, объяснить все, добиться понимания, рассказать, как запуталась, как тяжело ей далось это решение! Да она так и не смогла ничего решить, он должен понять это. Если она честно и полностью расскажет о своем душевном разладе, о глодавших ее сомнениях, он ей поверит. Или нет, не поверит? Не сможет? От их отношений за версту несло прагматизмом. Кроме того, она задела его мужское самолюбие. Как бы он ни был умен, остроумен, чуток, но всему же были границы.

Но не может же она сидеть сложа руки, ничего не предпринимая! Она должна продумать свои действия, разработать план. Должна поговорить с кем-то, кто может быть разумным и рассудительным, кто видит лес за деревьями. Иоганна! Ей нужна Иоганна! Сейчас! Немедленно!

И в этот момент позвонил телефон. Марлена вздрогнула. Потом медленно подняла трубку.

Голос Тилли она расслышала, как из дальней дали:

— Марлена. Твой отец умирает.

После похорон Тилли с Марленой сидели на кухне и обсуждали, что делать с квартирой. Тилли хотела вернуться в свою квартирку, которую она уже несколько лет снимала.

— Я больше не могу себя здесь нормально чувствовать, — сказала она, огляделась и покачала головой. — С тех пор, как Бруно не стало, она мне совсем чужая.

Марлена молчала. Последние дни прошли для нее как в дурном сне, когда вдруг вскакиваешь в страхе от осознания, что это реальность, а не кошмар, который забудется сразу после пробуждения. Похоронная процессия, соболезнующие родственники, погребение… И посреди всего этого один и тот же вопрос: что будет дальше? Что происходит в эти часы в фирме? И еще: расстроена ли она смертью отца? Она никогда не была близка с ним, он не позволял этого. Скорее она страдала от незаслуженных мучений, в которых он умирал. Человек не должен так умирать. Человеческое достоинство… Оно уже не существовало. И никакой надежды, которая поддерживала бы, только безграничная слабость и жесточайшие боли, сотрясающие тело, перепады температуры, ожидание близкой смерти, которое вдруг сменялось несколькими днями улучшения, когда ему делали переливание крови или ставили капельницы.

Тилли встала и достала из шкафа завернутый в бумагу пакет.

— Он сказал, чтобы я передала это тебе, когда он умрет.

— Мне?

Тилли кивнула.

Марлена осторожно развернула бумагу и уставилась на забавную рожицу, нарисованную на пергаментной бумаге. Что-то замкнулось у нее в голове, и она снова увидела себя ребенком, спрятавшимся за деревом, почувствовала сильный порыв ветра, увидела братьев, бегущих вдоль реки…

Змей. Бумажный змей. Она онемела.

— Он сам еще успел смастерить его. Сказал, ты знаешь, почему.

Марлена закрыла лицо руками и зарыдала.

Она все-таки дозвонилась до Давида, но тот сказал, что сейчас нельзя говорить с Георгом, он совершенно замкнулся в себе. Ни разу не захотел увидеть Каролу. И Марлена провела вечер после похорон отца с Иоганной, измученная, разбитая, опустошенная. Хотя Иоганна и утешала ее, но все же сказала:

— Игра, которую ты затеяла с Георгом, просто отвратительна.

— Но я хотела еще в Берлине все объяснить ему.

— И почему же не сделала этого?

Марлена молча вертела на пальце перстень.

— Потому что наша маленькая Марлена желала получить все?

— Я просто не могла ему об этом сказать. Боялась. Да, действительно карьерные соображения тоже имели место. Но моей главной заботой был Георг. Только когда я уже позже как следует продумала все это, то поняла, что моя забота вызвана скорее любовью.

— А что же тогда с Давидом?

— Ах, Иоганна! Он замечательный. Настолько замечательный, что ему и в голову не могло прийти, что я способна предать его из расчета. Он такой… порядочный. Рядом с ним я чувствую себя грязной.

— Ну да! Тем не менее он лег с тобой в постель!

— Но он хотел сразу же поставить все точки над «и». Это я удержала его.

— Почему?

— Я хотела сказать все Георгу сама. Видишь ли… Рядом с Давидом все время чувствуешь себя обязанной уберечь его от всего дурного на свете.

Иоганна вздохнула:

— Это как раз типично. Мужчины такого рода постоянно ищут сильных женщин. И сами страдают от этого.

— Из-за меня он не страдал, — обиженно сказала Марлена.

Иоганна высоко подняла брови.

Марлена спросила:

— И что же мне теперь делать?

— Увольняйся.

— Нет! — сразу ответила Марлена.

— Будешь ждать, пока тебя вышвырнут?

Она закрыла глаза. Лента времени, как кинофильм, прокручивалась в ее мозгу.

— Я не буду сама увольняться.

— У тебя что, совсем нет гордости?

При чем здесь гордость? Она только знает, что бегство не поможет. Тогда уж лучше пройти сквозь огонь и сгореть. Но, если повезет, можно и перебежать на другую сторону. «Ура, мы еще живы!» Кроме того, какое вообще отношение имеют ее любовные связи к работе? Да-да, их уже потому нельзя разделить, что оба ее мужчины — из одной и той же фирмы и даже из одной и той же семьи.