Он посмотрел с удивлением.

— Что это значит?

— Это значит, что нынешнее лето — самое прекрасное время в моей жизни и, надеюсь, твоей. Когда оно закончится и мы вернемся к своему привычному образу жизни, ты не думаешь, что мы оба будем страдать?

Он кивнул и посмотрел на ее изящную руку, которую держал в своих ладонях.

— Ты сожалеешь о том, что мы решили?

Дина откинула голову и рассмеялась своим серебряным смехом, прежде чем нежно поцеловать его в щеку.

— Ни на мгновение. — А затем снова сделалась серьезной. — Я полагаю, мы были бы безумцами, если бы надеялись на то, что нам не придется страдать позднее. Если это хоть чего-либо стоит, если это прекрасно, если это нам важно… тогда мы будем страдать. И с этим надо смириться.

— Что касается меня, я согласен. Но…

— Что значит «но»? Ты не хочешь, чтобы и я страдала. Ты не хочешь, чтобы я это ощутила на себе через любовь к тебе. Рассуждай здраво. Наши чувства этого стоят.

— Я все понимаю и согласен. Но я хочу также проявить благоразумие. Я не хочу создавать тебе проблемы в отношениях с Марком. — При упоминании его имени она почти съежилась. Бен наклонился и, быстро ее поцеловав, выпрямился. — Я думаю, мы сказали достаточно для одного утра. — Ему была ненавистна сама мысль о том, что произойдет в конце лета; трудно было поверить и в то, что это время настанет. Ведь они только начали встречаться вместе. — Где ты будешь в пять часов вечера? — Он взглянул на нее, обернувшись уже у самой двери. — Здесь?

Она покачала головой.

— Мне лучше пойти домой.

— Мне зайти туда за тобой? — На мгновение он заколебался. — Я буду ждать тебя здесь.

Он, улыбнувшись, кивнул и вышел. Услышав через минуту удаляющийся звук его маленькой немецкой машины, она прошлась по комнате, затем уселась, раздетая, на краю кровати, закинув ногу за ногу. Она была влюблена, и это было чудесно. Какой он замечательный человек, какой нежный, внимательный и благоразумный. Он постоянно веселил ее, любил смеяться, придумывать забавные истории и бесконечно смешные анекдоты. В прошлый вечер он без конца рассказывал ей о своих молодых годах, показывая альбомы с детскими фотографиями, с фотографиями своих родителей, сестры и друзей, многие из которых стали известными актерами театра и кино, писателями и драматургами. Эти альбомы до сих пор лежали раскрытыми на полу.

У него был уютный небольшой дом, весьма отличный от коттеджа в Кармел. Площадь дома в Кармел была значительно больше, и вокруг преобладали все тона неярких, песчаных красок пляжа, включая белые, бежевые, серые, как пыль, цвета деревьев и их мягкого белесого пуха. Дом в городе представлял собой маленькую «жемчужину», приютившуюся на самом верху холма Телеграф Хилл; здесь была масса картин и книг. В гостиной стояли два глубоких дивана из красной кожи, над ними — полки с книгами в красивых переплетах, в большинстве своем об искусстве. Мягкий бежевый цвет стен комнаты выгодно оттенял красоту двух картин, висевших рядом; полы были великолепно отполированы, а ковер был явно восточной работы, хотя и не столь великолепный, как те, которые Марк привез ей очень давно из Ирана. Небольшое жилище Бена было создано не напоказ; в нем было мило и уютно, оно ему очень нравилось, здесь он любил проводить вечера с артистами и друзьями. В гостиной был часто используемый камин с медной подставкой для дров, которую он приобрел во Франции; в углу, прислонившись к стене, стоял контрабас. Там же было небольшое пианино, гитара, красивый письменный стол в английском стиле с бронзовым бюстом Сезанна. Повсюду были приметы некоторого беспорядка после дружеской вечеринки, но в этих издержках был своего рода элегантный шик. Некоторые из предметов представляли собой большую ценность, но большинство значили многое только для хозяина и тех людей, которые любили его. В устройстве гостиной чувствовались вкусы и пристрастия Бена, так же, как в стиле небольшой, но уютной желтого цвета спальни, окна которой выходили на залив; и все это было таким же ярким, как утреннее солнце. Гордостью дома была крохотная терраса со множеством растений ярких расцветок, а также с двумя удобными, несколько выгоревшими на солнце полотняными креслами. В доме была еще кухня и одна комната — запасник, где Бен хранил различные вещи — от редких картин и множества папок до прекрасного бювара. Эта комната давала ему возможность работать дома и была столь же полезной, сколь и скромной, как и его автомобиль. Оглядевшись вокруг, Дина снова поняла, что в Бене Странно уживались привычки к уюту и стилю одновременно, и он постоянно, казалось, стремился к тому, чтобы соединить их вместе единственно известным ему способом. Дина забралась в его шелковый купальный халат черно-голубых тонов и отправилась исследовать террасу. Она уселась в одно из полотняных, выцветших на солнце кресел. Когда-то его цвет был ярко-зеленым, как перья попугая, но солнечные лучи превратили его в светло-желтый. Она вытянула ноги на мгновенье, обратив лицо к солнцу и думая о Бене, интересуясь, где он мог быть сейчас — уже в галерее? Завтракает? Или подписывает счета, принесенные Салли? Беседует с Густавом? Ей нравился стиль его жизни, чем он занимался, как вел себя с людьми, окружавшими его, как он держал себя по отношению к ней. Она поняла, что даже одобряет его идею очередности в приготовлении завтраков, то, что он называл демократией. Вести именно такой образ жизни было приятно. Она чуть приоткрыла халат и улыбнулась, почувствовав теплоту ярких солнечных лучей. Скоро она отправится домой к себе в студию и займется рисованием. Но не сейчас. Ей было так приятно нежиться под лучами солнца, подобно кошке, и думать о Бене.

— Grazie, Signore… Signora Duras [29] .

Консьерж в гостинице «Хасслер» чинно поклонился Шантал и Марку, когда, расплатившись по счету, Марк более чем щедро вознаградил его чаевыми. Такси уже стояло в ожидании пассажиров рядом со входом в отель. Все чемоданы были уложены в багажник, и водитель поджидал их, чтобы отвезти в аэропорт.

Шантал странным образом сохраняла молчание всю дорогу, пока они ехали к аэропорту. Наконец Марк оторвал свой взгляд от окна и заставил себя обратить на нее внимание.

— Ты уверена, что поступаешь так, как сама того желаешь?

— Абсолютно.

И все-таки ему было не по себе. Она не вела себя столь упрямо никогда ранее. Она настояла на том, что не собиралась прятаться ни в Сан-Ремо, ни в любом другом городе на Ривьере. Она хотела вернуться в Париж и ждать его там, пока он общается со своими родственниками на Антибе. Неужели для того, чтобы иметь возможность встретиться в выходные со своим любовником, тем самым, который предложил ей выйти за него замуж? Марк понял, что означала эта угроза, выраженная не столь открыто. Он почувствовал прилив ревности, граничащей с готовностью на любой безумный шаг.

— И все же, что ты собираешься делать в выходные дни? — В голосе его появились резкие нотки, но она встретила его взгляд с полным спокойствием, пока автомобиль выбирался из пробки.

— Я займусь своим делом на работе. Я не могу все оставить на попечение Мари-Анж. С моей стороны нехорошо перекладывать все на нее, пока мы разъезжаем с тобой. Пока у меня есть время, я могла бы забежать к себе на работу и посмотреть, что там происходит.

— Меня впечатляет твоя преданность делу. Это нечто новое, не так ли? — Никогда прежде он не разговаривал с Шантал в такой саркастической манере.