После завтрака мы искупались в заливе; я любовался женой — волной ее пшеничных волос, милой мордашкой, стройной фигуркой. И вот уже она тащит меня в лес, и там в глубине, в небольшой канавке вдоль старой заброшенной дороги, показывает семейство — целый выводок белых грибов — это ее маленький утренний подарок, ответный сюрприз. “Посмотри, — говорит она, — вот этот, важный, в желтой зюйдвестке, папа, а эта матрона в колючей хвое, словно в вуале, — это ихняя мама, а это — их малые ребятишки”. Ребятишек было поболее десятка. “Намек ясен”, — отвечаю я, и она смеется, набрасывается на меня с кулаками.

Оставили грибы нетронутыми; глупо, но рука не поднялась на это милое лесное семейство.

После мы купались в море, купались и загорали на безлюдном пляже.

Пляж был огромный: от горизонта до горизонта чистый белесый песок, и мы вдвоем на этом чистом песке; вдвоем и море, вдвоем и лес зеленой полосой; вдвоем… да еще далеко, на изгибе, пограничная будка. И в ней невидимый отселе служивый с биноклем, уж он-то хорошо видит нас, не спускает глаз; только его затаенное присутствие и сдерживало, заставляло нас быть целомудренными.

И еще виделось: солнце на закате жаркого дня, солнце над вековыми медными соснами… И страстное мое желание закончить такой простой, естественный и счастливый день бокалом шампанского. Не коньяком, которого в избушке полно по всем углам, а именно игристым шампанским. “Полцарства за бутылку шампанского!” “Для тебя, мой повелитель, ничего невозможного нет”, — она порылась в своей объемистой сумке и протянула пузатую темную бутыль с золотистой головкой. Очередной сюрприз моей славной, моей милой… половины, я едва начал привыкать к этому слову.

P.S. Не то диво, что видение так ярко, реально, жизненно, этим уже не удивить; поразительно, что за какие-то полчаса — наверное, меньше — весь длинный июльский день, от восхода и до заката солнца. Такое обилие Информации!

Р.P.S. Надеюсь, завтра и я преподнесу Вере Васильевне свой ответный запоздалый сюрприз. “От одной жизни к другой нет передачи, но как бы отсвет солидарности…”

8 марта, воскресенье. Праздник удался вполне. Я делал приготовление втайне, хотя, конечно, это была тайна полишинеля. К обеду пригласил Веру Васильевну в свою комнату. Я был в белой рубашке, при галстуке. Да и она пожаловала в новой кофте, в цветастой косыночке на плечах.

Но такого она явно не ожидала. Даже всплеснула руками: “Господи, Славик, что делается…” На столе красовался свежий и прекрасный букет гвоздик… Сверкало золотым шеломом шампанское. Ну и, конечно, яблоки, курага, расколотые пополам гранаты.

Я поздравил хозяйку с праздником, попросил к столу.

Пробуя вино, рассматривая бокал на свет, она задумчиво заметила:

— Мой капитан любил побаловаться этим напитком.

— Я знаю, — сказал я опрометчиво.

Она посмотрела на меня с некоторым удивлением. И усмехнулась тихо: ну что ты можешь знать, молодой человек?!

Даже в солидном возрасте в ней еще сохранялась красота, та прежняя девичья свежесть и женственность.

— Я знаю, — повторил я, — некоторые моряки, в основном старой закалки, — большие любители побаловаться шампанскими

…Сюрреальность или величайший абсурд? Погибший, нестареющий капитан Максимов пьет шампанское со своей супругой. Оставив прежнее тело в Бискае, он через тридцать лет вернулся в собственную квартируй вот отмечает женский день в кругу семьи. Но его Вера… Вера Васильевна знать не знает о великом таинстве перевоплощения душ, и потому для него, уже подтвердившего Закон собственным опытом, этот абсурд еще абсурднее, ведь он, то есть я теперешний, не может открыться, взять жену за руку, вспомнить по-стариковски “добрые старые времена”, да вот хотя бы и медовый месяц на Куршской косе…

Вспомнить-то можно со всеми подробностями, да боюсь, праздник будет испорчен. Да к тому же и сердце у Веры Васильевны слабое.

— Славик, — она с жалостью, нежностью, с состраданием смотрела на меня. — Я давно хотела сказать… Ты славный человечек, но какой-то неприкаянный, не от мира сего…

— Не как все?

— Слава Богу, не как. Но все же. Почему тебе не завести хорошую девушку, не жениться?

— А-а, поздно! — махнул я рукой.

— Поздно? В двадцать-то шесть?

— Через месяц уже двадцать семь. Поздно не по возрасту, Вера Васильевна, а как бы сказать… Понимаете, у меня в груди мало-помалу сформировался некий кристалл, его еще называют философским камнем. А когда он готов, у человека кристаллизуется некое мировоззрение, программа, с которой уже не свернуть.

— Быть убежденным холостяком — программа?

— Нет, моя программа в ином — самореализоваться. Достичь определенного совершенства уже в этой жизни.

— Что значит, в этой жизни?

— Ну об этом я рассказывал предостаточно.

— Да-да, конечно… “Колесо сансары”?

— Именно так.

— Но в это трудно поверить, Славик.

— Разумом — да, но сердцем — совсем не трудно.

— Хорошо, — согласилась она, — пусть существует другая жизнь, и пусть уже в этой ты решил достичь определенных целей…Но разве одно мешает другому? Разве жена — обуза, помеха?