Шрифт:
«Неравнодушен к месту проживания? – так подыхай! – это уже почти произносится в России…
Как-то зашел среди мужиков разговор о нашем скорбном экономическом положении, – один из миллионов разговоров, вспыхивающих одновременно во всякое время суток на бескрайних пространствах нашей страны. Один из попутчиков слушал-слушал привычные сетования, да и вставил вдруг: «Чего вы все плачетесь? Не надоело вам?… У нас самая отлаженная в мире экономическая система. Даже японская в сравнении с ней – фигня, примитив».
Все приумолкли, вопросительно глядя на пропахшего «Беломором» пожилого мужика в подростковой куртке. Из-под кепки его молодо выбивалась русая прядь.
– Напился, что ли? – беззлобно спросил кто-то. – Чего ахинею порешь?…
– А вот ни хрена не ахинею, – бодро и с какой-то даже радостью произнес «оптимист». – Система вправду – шик! Только… с обратным знаком. Она идеально отлажена на уничтожение и только выглядит дурью. Вы прикиньте: какое ж надо иметь дарование, чтобы нажирались только кровопийцы? Разве не так?
– И кто ж это такой «гений»: управитель?
– А я почем знаю? Я простой работяга. Но могу мыслишку подбросить: сдается мне, что нами управляют не те, кого мы перед глазами видим и слух на чьи речи изводим в дурацких надеждах. Глянь-ка: ихняя Тэтчер – баба и впрямь железная. А наши? Она к нам и приезжает, как наш председатель на птичник. А мы ей – не люди, а цыплаки безмозглые. Пищим себе, порхаем: «перестройка, гласность». Знаешь, как в песне лается? И он «пропел» прокуренным голосом:
Перестройка – мать родная,Хозрасчет – отец родной.На хрен мне родня такая, —Лучше буду сиротой!«Мы недальновидны, не патриотичны, – говорил еще в 1912 году один из депутатов Думы И. А. Родионов, – никого из нас не убедить в грозящей опасности ни словом, ни делом. Мы живем по пословице: «Гром не грянет – мужик не перекрестится». Только тогда, когда наступают страшные, роковые события, мы теряем головы и обвиняем правительство в том, что оно не сделало того-то, упустило то-то. Кроме того, мы не способны ни на большой загад, ни на крупные жертвы для родины. Мы не любим работать, не надеемся на самих себя».
Эта старая цитата всплыла в памяти после «пропетой» под стук вагонных колес частушки.
«Исполнитель» же сразу умолк и посерьезнел. В его позе уже чувствовалось сострадательное презрение к распаренным разговорами попутчикам. Он зло молчал. Зрачки его бегали, торопясь проводить бесконечную железнодорожную насыпь, проносящуюся за окном вагона.
Настала пора пробудиться, и в первую очередь заглянуть в себя. В конце концов, наша податливость и духовная распущенность, неопрятность, отступничество от единственно возможных для нас традиций и привели Россию на край погибели. Не под бомбами – к этому мы привыкли, и враги наши поняли, что силой нас не взять, – а с помощью хитрости воистину дьявольской. «Лишь бы не было войны», – говорили наши старушки, тайком крестясь. Войны – такой, какой привыкли русские видеть ее в течение тысячелетия, – нет и, может быть, не будет.
Нам пора прекращать быть легковерными, как это ни рискованно для сохранения национального характера, и всерьез взяться за радостное, живительное созидание, очищение собственной души.
«Как же я могу допустить в свое сердце и тень злобы? – писал некий автор конца прошлого века. – Да умрет во мне совершенно всякая злоба, да умастится сердце мое благоуханием незлобия… Злоба крайне убийственна для души и тела: палит, давит, мучит…
Каждый грех, заметьте, – продолжал напрочь забытый ныне автор, – есть смерть для души, потому что он убивает душу, потому что он делает нас рабами дьявола-человекоубийцы, и чем больше мы работаем греху, тем труднее наше обращение, тем вернее наша погибель…
У людей, старающихся провождать духовную жизнь, – предупреждал человек, ради которого было создано специальное почтовое отделение, столь велика была его добрая слава в России, – бывает самая гонкая и самая трудная война через помыслы каждое мгновение жизни – война духовная; надобно быть каждое мгновение всему оком светлым, чтобы замечать втекающие в душу помыслы от лукавого и отражать их; сердце свое такие люди должны иметь всегда горящим верою, смирением, любовью; в противном случае в нем легко поселится лукавство дьявольское, от которого скоро не отмоешься и слезами… Та беда наша, – записывал «в минуты глубокого к себе внимания автор, в течение четверти века бывший признанным авторитетом во всем христианском мире, человек, которому дарили корабли и доходные дома, но который раздавал ежегодно до миллиона рублей, оставаясь нищим, – та беда наша, что в веру нашу мешается близорукий рассудок, этот паук, ловящий истину сетками своих суждений, умозаключений, аналогий. Вера вдруг обнимает, видит, а рассудок окольными путями доходит до истины: вера – средство сообщения духа с духом, а рассудок – духовно-чувственного с духовно-чувственным и просто материальным; та – дух, а этот – плоть…»
Прервем цитирование «устаревшего» автора, и обратимся к вышедшей почти через сто лет книге. Конец восьмидесятых годов XX века. Мы имеем то, что имеем. Тираж – привычномассовый. Цитаты и факты прямо предназначены для воспитания детей родителями.
Читаем:
«… По своей сути… религиозные принципы антигуманны. Они несовместимы с общечеловеческой нравственностью» – это буквально последние слова отдельной главы. «Основополагающие идеи христианства и православия, в частности, во все века (! – Авт.) служили смирительной рубашкой для трудовых сословий России» – это в середине той же главы. Заметьте, автор подразумевает, что ребенку, не знакомому с «антигуманными» религиозными принципами, хорошо понятно понятие смирительной рубашки, – это характерно.