– Журналист меняет профессию, потерпи! – мрачно утешил муж.

Хлопец с аккуратно заостренными височками тоже начал с хлопков. Хлопок означал новую будущую тысячу долларов. Аудитория завелась, стала хлопать все чаще. Хлопала долго и искренне, с воодушевлением гиены во время течки.

– Помогаешь другим – помогаешь себе! – вещал хлопец. – Друзья помогают друзьям! – вот наш принцип.

Где-то, пока еще не в гробах, ворочался многострадальный отечественный производитель, хорошо знающий, что цель реформ – его окончательная погибель. Здесь реформам содействовали. Становилось ясно, что термин «надежный партнер» – синоним масонского «брата». Здесь во всей «красе» и откровенности торжествовал расчет на то, что подлость в людях будет размножаться уже неотвратимо.

– Наш принцип – старая добрая касса взаимопомощи! – прокричал хлопец, и, наконец, выдал цифру: стоимость «билета» в «рай на земле» – всего лишь несколько тысяч долларов.

Контур пирамиды окончательно обозначился.

В отличие от «МММ», в основании ее лежал культ избранных, «средний слой», создаваемый искусственно, но вполне способный рекрутировать режиму соучастников грабежа. Повязать долларом. Элитарные корыстолюбцы должны стать консервантом тупорылого «совка» с его культом утробы и единственной целью – повышение благосостояния постсоветского народа.

«Профессия, о которой вы мечтали: кто-то работает, а вы зарабатываете», – возвестил хлопец уже совсем откровенно, в полной уверенности, что тантрические ритмы окончательно подавили остатки совести.

В завершение действа раздали уже конкретные договоры. Двери фактически блокированы охраной. Музыка давит на психику. Разгоряченные представители электората тут ж, в зале, подписывали «престижные» бумаги, о чем извещали окружающих животным криком.

Это означало, что еще одна душа продалась мамоне, обязавшись стать «пригласителем» еще нескольких. А те – еще. И так до того времени, когда, как уверен каждый подписант, его уже не будет видно за слоями «партнеров», и – нет, не обманутый вкладчик! – просто далекий неудачливый «партнер» ощутит себя очередным объектом реформ. То есть поймет, что его надули.

Наконец, когда физиологически невозможно были длить закрытость зала, народ стал просачиваться наружу. Глухо пульсировала все та же музыка. В гардеробе собирались на воздух не потерявшие ничего, кроме нескольких часов, люди.

Где-то далеко хоронили пермских омоновцев, предательски расстрелянных в Чечне. Там продолжалась война за остатние души электората. Русская армия воевала теми же методами и с тем же кровообильным геройством, что и в 1941 году. Насадители «общечеловеческих ценностей» запретили ей использовать современное эффективное оружие.

… На обратном пути сосед Толик рассказывал о своих производственных планах. О «Престиже» – ни слова. Все-таки белорус есть белорус. А белорус – синоним природной деликатности.

Вместо пионеров на слушания приходят детки от 157 народов России. Они бегают по рядам, клянчат деньги. Виснут на брюках и пиджаках дядь-депутатов. А те умиленно выворачивают карманы.

– Слезай с дерева, русский коала! Мы тебе шишечку дадим.

– Не надо мне! Это я ее вам и сбросил!

Сиди, сиди на дереве, дорогой мишка! Пусть они там без тебя уж как-нибудь. Люби их, если уж так хочется тебе, но издалека. А то опять слезешь – всю шкуру испоганят, в клочья раздерут, все поотнимают, да еще изувечат.

Все мы помним конец 80-х. Все кингстоны государственного корабля были открыты. Словно предатели всех веков, некогда открывавшие городские ворота перед вражеской конницей, соскучившись по своему черному делу, получили карт-бланш для реализации всех своих затаенных черных мыслей.

Крысы не бежали с корабля – они его заняли. И, заняв, объявляли, что своих сторонников будут различать по степени подлости, по зажженным в окнах свечах, по чесночно-ядовитому запаху, по сумеречно-талмудической генеалогии.

Во время этой вселенской напасти, давно подготовленной врагами рода человеческого, и русского народа, в первую очередь, ломались границы, ломались отношения между народами и отдельными людьми, оптом и в розницу мутировали друзья и знакомые, теряли разум толпы и любимые женщины. Только средневековая чума, выкашивавшая людей миллионами, только гекатомбы «красного террора» и беснования местечковых «хозяев мира» могли по зловещему своему значению и последствиям сравниться с тем периодом, который невинно именуется началом демократических преобразований в СССР.

«Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые». Кто именно «блажен»? Думается, только тот, кто, сознавая роковую значимость происходящего, кто, видя заведомую победу осатаневшего зла – впрочем, всегда временную, – твердо и однозначно, без лишних слов, пусть даже и по-каппелевски картинно, становится на защиту попираемого мировым злом добра.

В моем понимании в это кромешное время для нас в нашем возрасте, в рамках нашего опыта и нашей профессии одной из таких крепостей была «Молодая гвардия».