Наконец я свалился на постель и потянулся через матрас за одеждой. Коробка лежала в кармане джинсов, где я всегда ее держу. Слава Аллаху! Я открыл ее в твердой уверенности, что найду парочку болеутолителей быстрого действия. Но весь запас «красоток», таблеток бутаквалида аш-си-ай, бесследно исчез. Они строжайше запрещены повсюду, так же как, например, порнуха, а стало быть, продаются на каждом углу. Вчера у меня имелось по крайней мере восемь штук. Куда они подевались? Наверное, пригоршню я проглотил, чтобы заснуть назло бесновавшимся треугольникам, а остальные сожрала Никки. Ладно, какая разница? Сейчас мне срочно требуются любые опиаты. Я нашел семь пилюлек соннеина. Когда они засияют внутри меня, словно утренние лучи, пронзающие угрюмо-серые облака, я смогу купаться в их теплом, ласкающем свете; иллюзия счастья и благополучия распространится по телу, окутает поврежденные Сестрами места. Одна мысль о том, чтобы попытаться доползти до кухни и налить стакан воды, заставила меня содрогнуться. Я набрался решимости, набрал побольше слюны и проглотил похожие по вкусу на мел «солнышки» одну за другой. Они начнут действовать минут через двадцать, не раньше, но одно сознание грядущего облегчения уже заставило боль немного утихнуть.

Однако еще до того, как заработали «солнышки», ко мне опять постучали. Помимо воли из горла вырвался тревожный полувскрик-полувсхлип. Я замер. Снова звуки — негромкие, но неотвязные. Потом раздался голос: «Йа шабб». Хассан. Я закрыл глаза. Если бы мог верить во что-либо, облегчил бы сейчас душу, помолившись о спасении.

— Одну минуту, — прохрипел я. Громче не получалось. — Позволь мне одеться.

Шиит только что использовал достаточно дружественную формулу приветствия, но это ни черта не значило. В одних джинсах, я доковылял до входа так быстро, как только способен. Наконец, распахнул дверь. Рядом с Хассаном стоял Абдулла. Плохой признак…

— Бисмиллах! — я пригласил гостей войти во имя Аллаха. Пустая формальность, и Хассан никак не отреагировал на мои слова.

— Абдулла должен получить три тысячи киамов, — просто сказал он, разведя руки в стороны.

— Деньги причитаются с Никки. Иди приставать к ней. Мне сейчас не до твоих нудных поучений.

Наверное, не следовало так говорить. Лицо Хассана омрачилось, словно небо перед приближающейся бурей. — Находящаяся под покровительством скрылась, — произнес он резко. — Как ее представитель, ты отвечаешь за своевременную уплату долга.

Никки сбежала? Я не мог поверить, что она способна так поступить со мной.

— Полдень еще не наступил, — выдавил я наконец. Неуклюжая отговорка, но больше ничего в голову не приходило.

Хассан кивнул:

— Мы воспользуемся твоим гостеприимством и подождем.

Они уселись на матрас и пронзительно уставились на меня. Мне совсем не нравилось выжидательно-хищное выражение на лицах дорогих гостей.

Что делать? Попробовать разыскать Никки? Нет смысла: Хассан и Абдулла наверняка уже посетили дом на Тринадцатой улице. Неожиданно до меня дошло, что исчезновение моей бывшей подружки и то, что я претерпел от Сестер, связаны между собой. Никки была их приемной деточкой, чем-то вроде любимой зверюшки. Да, что-то здесь вырисовывается, но пока я ничего не способен придумать. Ладно, оставим это. Так или иначе, придется найти и выложить три куска Абдулле, а потом уже вытащить хрустики у Никки — как только поймаю ее.

— Слушай, Хассан, — сказал я хрипло, облизывая распухшие, разбитые губы, — я могу сейчас дать, максимум, две с половиной. Ровно столько лежит у меня на счету в банке. Остальные полтыщи заплачу завтра. Больше просто достать негде.

Шиит и Абдулла переглянулись.

— Ты заплатишь мне две с половиной тысячи сегодня, — произнес Абдулла, — и еще тысячу завтра. — Снова быстрый обмен взглядами. — Поправка: полторы тысячи завтра.

Я сообразил, в чем суть. Пятьсот законного долга плюс пятьсот навара Абдулле, а остальные пятьсот — доля Хассана.

Я молча кивнул. В любом случае, выбора мне никто не оставлял. Неожиданно вся боль и злость, которую я испытывал, сфокусировалась на Никки. Я отвлекся от собственных проблем, предвкушая нашу встречу. Ах, что я с ней сделаю! Даже если поймаю ее возле мечети, наплевать! Каждый унизительный момент, каждый миг ада, через который прошел я по милости старой подружки, то, что мне пришлось претерпеть от Сестер, а теперь — от двух толстозадых ублюдков, испытает и она, поганая сука!

— Я вижу, ты не очень хорошо себя чувствуешь, — слащавым тоном сказал Хассан. — Мы поможем тебе добраться до кредитного автомата. Воспользуемся моим автомобилем.

Я долго не отрывал глаз от Шиита, страстно желая стереть тошнотворно-благостную улыбку с его лица; в конце концов просто проявил вежливость:

— Не нахожу слов, чтобы выразить свою признательность.

Хассан снисходительно помахал рукой.

— Правоверный не ждет благодарности, когда исполняет долг милосердия. Аллах велик.

— Хвала Аллаху! — отозвался Абдулла.

— Точно, — буркнул я. Мы вместе вышли на улицу: Хассан по-братски прижимался к моему правому плечу, его спутник — к левому.

Абдулла сел рядом с водителем, я устроился сзади вместе с Шиитом и закрыл глаза, вжавшись в сидение с обивкой из настоящей кожи. Никогда в жизни не приходилось ездить в такой роскошной машине. Но сейчас мне было абсолютно наплевать на все, кроме боли. Она росла, постепенно сжимала тело тисками… Я почувствовал, как по лбу медленно текут капли пота.

Наверное, я застонал, потому что Хассан шепнул:

— Когда покончим с расчетами, обязательно позаботимся о твоем здоровье.

Остальную часть дороги я молчал, ни о чем не думая. Где-то на полпути к банку заработали «солнышки», и я обнаружил, что могу свободно дышать и даже немного двигаться. Возбуждение росло, на секунду мне даже показалось, что я вот-вот потеряю сознание, но потом улеглось, оставив прочное ощущение приподнятости, предчувствие чего-то прекрасного. Я едва услышал голос Хассана, когда мы приехали. Засунул в автомат кредитную карточку, проверил, все ли в порядке, и получил две с половиной тысячи пятьдесят киамов. Теперь на счете у меня числилась вдохновляющая сумма в шесть монет. Протянул крупные банкноты Абдулле.