— Во что она нас превращает!? — вскричала, разъярившись, Ясмин, постукивая по своему модику.

— Ой, извини-извини… — Далия торопливо отошла к концу стойки и стала энергично тереть ее тряпкой, делая вид, что ликвидирует несуществующую лужицу пролитого пива.

— Представь, какие вещи мы сможем проделывать, — мечтательно произнесла Ясмин.

— Значит, для тебя я недостаточно хорош сам по себе… — Я был слегка задет.

Ясмин опешила:

— Что ты, Марид, ты неправильно понял… Я просто хотела…

— Ну ладно, твои проблемы — тебе и решать, — заключил Френчи. — Не мое дело! Пойду подсчитаю, сколько заработал за сегодняшнюю ночь. — Он исчез за ветхим занавесом золотистого цвета, скрывавшим за собой гримерную и его «кабинет».

— Ясмин, ведь это — навсегда! Обратной дороги нет. Каким меня сделают, таким и останусь.

— Скажи, я хоть раз пожаловалась на свою розетку?

— Нет, — вынужден был признать я. В первую очередь, меня угнетало сознание необратимости того, что произойдет.

— Так вот, я никогда не жалела, что ее вставила, и ни один из тех, кого я знаю, тоже…

Я нервно облизнул губы.

— Ты не представляешь… — начал я и остановился. Нет, не могу объяснить; даже самый близкий человек меня не понимает.

— Да ты просто трусишь, — объявила Ясмин.

— Ага. — Что ж, неплохое начало.

— Вот Полу-хадж живет спокойно, а куда ему до тебя, Марид!

— И что ему дали модики? Возможность забрызгать нас кровью Сонни? Мне не нужна помощь электронной коробочки, чтобы превратиться в психа. Я и сам сумею, если захочу.

Неожиданно в ее глазах появился загадочный блеск — как у одного из бродячих пророков, охваченного очередным приступом параноидального бреда. Я понял, что мою Ясмин посетило новое озарение — опять таинственные изгибы судьбы, предопределение и прочее… Плохой признак!

— Аллах с Марией-девой кувыркаются в мотеле! — выдохнула она. По-моему, это богохульство было любимым ругательством ее отца. — Все идет так, как предсказывалось в гексограммах!

— В гексограммах, — ошеломленно повторил я. Тогда, в кафе я выбросил древне-китайскую белиберду из головы еще до того, как моя подружка закончила объяснять нюансы.

— Помнишь, нам сказали, что не надо бояться пересечь великую воду?

— Ага. Что за «великая вода»?

— Какая-то коренная перемена в твоей жизни. Модификация мозга, например. Понял теперь?

— Ну и ну… Потом упоминался сильнейший и мудрейший. Я встречался с ним. Дважды.

— Да, и насчет того, что надо подождать три дня до начала, и три — до завершения дела.

Я быстро прикинул: завтра пятница. Значит, до понедельника, когда за меня возьмутся хирурги, осталось ровно столько, сколько напророчила электронная гадалка.

— Вот черт! — пробормотал я изумленно.

— И не забудь: тебе никто не станет верить, надо сохранять твердость при тяжелых испытаниях, а еще ты служишь не царям и принцам, но высшим целям. Вот какой он, мой Марид! — Она гордо чмокнула меня. Мне стало плохо…

Теперь уж никак не отвертеться от предстоящей операции, разве что сбежать в какую-нибудь другую страну и начать новую жизнь: пасти баранов, поддерживать существование горсткой фиг через день, в общем, радоваться, что дожил до утра, как любой другой феллах.

— Да, я местный сверхчеловек, Ясмин, — произнес я вздохнув, — а у нас, героев, часто бывают всякие тайные дела. Так что извини, мне надо идти. — Я поцеловал ее три-четыре раза, сжал правую силиконовую сиську (на счастье) и поднялся. Проходя мимо Индихар, похлопал ее по попе; она повернула голову и ласково улыбнулась. Потом пожелал доброй ночи Далии, сделал вид, что в упор не вижу паскуду Бланку, и вышел наружу.

Я направился вниз по Улице к «Серебряной ладони», просто посмотреть, что там делается. Махмуд и Жак расположились за столиком, пили кофе и поедали хлеб с хуммусом. Полу-хадж отсутствовал; наверное сейчас сражается с толпой ненавистных ему гетеросеков (все — гигантские здоровенные каменщики), просто чтобы поддержать форму… Я подсел к друзьям.

— Да будут дни твои, и так далее, и тому подобное, — пробурчал Махмуд. Его никогда не заботило соблюдение формальностей.

— И тебе того же, — отозвался я.

— Говорят, ты собираешься приобрести розетку, — важно произнес Жак. — Весьма серьезный шаг с твоей стороны. Надеюсь, предварительно ты взвесил все «за» и «против»?

Я был слегка изумлен:

— Как быстро у нас разносятся слухи, а, Жак?

Махмуд поднял брови.

— На то они и слухи, — уронил он флегматично и набил полный рот хуммусом с хлебом.