— Вы опять загрустили, Огульский?

— Да, есть немного. Одолевают иногда предчувствия…

— Навещают они и меня. Но я стараюсь от них побыстрее избавиться. И вам советую. Нам нельзя сейчас раскисать, дорогой пан! Мы еще не исполнили своего долга!..

— Не знаю, как вам, а мне, честно признаюсь, уже надоело быть должником.

— Вы сами избрали свой путь. Пройдите же его до конца.

— Постараюсь. У меня нет другого выхода…

Они говорили на одном языке. Но как же разнились их мысли! Петр тоже сам выбрал свою трудную дорогу. И жить ему хотелось ничуть не меньше, чем Огульскому. Но он сейчас не думал о своей жизни, не боялся ее потерять. Все его устремления были направлены к одному — выполнить порученное ему дело, в справедливости которого он не сомневался. И не долг перед самим собой руководил сейчас им, а долг перед своими товарищами, перед всеми теми, кто скоро вступит в бой с бандой Огульского. Долг перед ними был для него превыше всего, потому что они тоже жили а боролись для других. Их так воспитывали, и никакая сила уже не могла их перевоспитать.

Огульский никогда этого не поймет. Он порожден обществом собственников, где понятие «мое» всегда довлело над понятием «наше». И в этом, в сущности, и был смысл его трагедии. Он разнился с Петром так же, как разнилась прожитая ими жизнь. Но ущербная мораль не делала его слабым противником, потому что ущербности этой он не осознавал. Он будет бороться за «свое» с тем же упорством, с каким Петр боролся за «наше». В этом не было никакого сомнения. Отсюда и неизбежность, неотвратимость их столкновения. И Петр к нему готовился…

Операция по ликвидации банды Огульского началась за два дня до намеченного им срока нападения на Горскую электростанцию. Выделенные для этого части были подтянуты к району расположения основной базы противника ночью. В ту же ночь были взяты в железные клещи и другие бандитские группы. Удар по ним планировалось нанести одновременно с главным ударом, поскольку ликвидация этих групп хотя бы часом раньше могла спугнуть Огульского, и он, вполне вероятно, успел бы развернуть свою до зубов вооруженную банду в боевые порядки.

…Сторожевые посты банды на дальних и ближних подступах к логову были без единого выстрела сняты пограничниками. Готовились к этому, естественно, заранее и тщательно, но осуществить важнейшую для дальнейшего успешного хода операции задачу оказалось не так-то просто. Тут понадобились в высшей мере и отменная выучка, и смекалка, дерзость и выдержка, — словом, все то, чем и отличаются, сильны пограничники.

Одним из пограничных взводов, прибывших из отряда, командовал лейтенант Тамаров…

— Я должен там быть! — сказал он капитану Орлову. — Мне нельзя иначе! Ищенко спас мою жену, и я обязан ему помочь! Понимаете, обязан!..

— Не имею права тебя отпустить, — отвечал Орлов, — ты нужен здесь, на заставе. Операция важная, желание твое мне понятно, но охрану границы никто не отменял, тем более что мы должны как раз сейчас усилить службу…

Все, о чем говорил капитан Орлов, было правильно, но убедить Тамарова он не смог. Не было таких слов, чтобы убедить. Можно было только приказать. Но Орлов этого не сделал. И дело тут было не только в том, кто вопрос об участии Тамарова в операции был уже согласован с начальством (Орлов сознательно умалчивал пока о принятом решении). Главное было в том, что начальник заставы был человеком, и по-человечески он понимал Тамарова, готов был, окажись он на его месте, сделать то же самое.

Уже изрядно подустав от обрушившихся на него горячих доводов молодого лейтенанта, Орлов сдался и объявил; ему решение начальника отряда.

— Что же вы раньше-то?.. — только и смог вымолвить Тамаров, а потом долго тряс руку капитана и благодарно заглядывал в его смеющиеся глаза.

— Ты, как барышня, право, чувствительный, — сказал, освобождая руку, Орлов. — А хватка у тебя наша, мужская. — И уже со строгим видом добавил: — Иди, готовься. Там будет жарко. И опасно…

— Я знаю, — тихо ответил Тамаров. А про себя подумал: «Какой же мерой тогда оценить ту опасность, в которой оказался Петр Ищенко?!» Тревога за судьбу этого человека, страстное желание помочь ему не оставляли Тамарова ни на минуту даже в самые решающие моменты операция. В сущности, ликвидация банды была для него общей задачей. Спасение Петра — стало для него конкретной целью…

Огульский почуял неладное только под утро, когда на базу не вернулись бандиты с дальних постов. Контролировавшие к этому времени уже и ближние подступы к логову пограничники пропустила посланные на смену бандитские наряды в наш тыл, где их без особого труда и лишнего шума обезвредили. Огульский хотел выяснить ситуацию и намеревался послать для этого своего заместителя, но Петр, поняв, что операция по ликвидации банды началась, сорвал вылазку.

— Не стоит паниковать, — сказал он главарю. — Ваши парни могли просто задержаться в пути. Если же их накрыли, тогда где гарантия, что не накроют и вашего заместителя? Надо подождать с выводами. В конце концов, если и был провал, то он произошел достаточно далеко от базы, и нам ничто не грозит. Или вы не уверены в своих людях?

— Уверен. Они умеют держать язык за зубами.

— Значит, мы вне опасности. Чекисты наведены нами на ложный след, они ищут базу в другом месте, основываясь на показаниях умело использованной вами жены русского офицера. В противном случае…