Шрифт:
Последняя фраза «резинового» была продублирована текстом. Лариса поняла, что это предупреждение явно адресовано ей и ее единственной дочери Насте.
Она еще долго сидела без движения около видеомагнитофона, боясь пошевелиться и продолжая бессмысленно пялиться на экранную рябь.
Глава седьмая
Виталий Мороженый, позвякивая ключами от машины, вышел из подъезда дома, где он снимал квартиру. Ему предстояло сегодня посетить съемочный павильон на предмет размещения там бутафории для своего нового фильма.
Он недавно вернулся из Москвы, где решал вопросы продажи своих прошлых кинематографических творений.
Ему было всего тридцать два года. Никаких ВГИКов он не кончал, а в кино пришел после напряженных попыток найти себя в жизни и как-то самовыразиться.
Он был самоучкой. Попав в Москву лет восемь назад, он стал завсегдатаем столичной тусовки, где проводили время музыканты и художники, актеры и литераторы. Словом, стал составной частью одного из островков московской богемы.
Время было смутное – конец перестройки. Люди лихорадочно стремились заработать деньги, еще не зная о том, что через год с небольшим все их сбережения в купюрах с изображением вождя мирового пролетариата обратятся в прах по воле правительства, возглавляемого внуком классика советской детской литературы.
Пытался и он, устроившись на работу на московский телеканал. Сначала помощником оператора, потом, когда освоил мастерство работы с камерой, – оператором.
Но в нем всегда, еще с детства, дремали зачатки творческой личности. Хотя он никому этого не показывал, и никто об этом не догадывался.
Научившись за два года работы снимать и поднаторев в простейшей режиссуре репортерских сюжетов, он попробовал снять короткометражный художественный фильм. Это была психологическо-эротическая лента.
Тусовка оценила фильм в основном благосклонно. И, хотя некоторые яйцеголовые интеллигенты рассуждали что-то насчет наивности и прямолинейности «психического аспекта» и одновременно «чрезмерной натуралистичности», сам режиссер расценил реакцию как положительную.
А потом были порнопробы. Рыночная экономика брала свое, тусовка распадалась. Наиболее практичные ее представители уходили снимать рекламу и видеоклипы, а наименее приспособившиеся к рыночным реалиям спивались и были рады тому, что их собутыльники, такие же неудачники, как и они, орали за столом пьяным голосом: «А вы знаете, кто с вами сидит?! Это же гений!»
И Мороженый, которому все это надоело, решил, с одной стороны, остаться альтернативщиком, а с другой – зарабатывать деньги. Порнокино казалось ему именно таким компромиссом. Причем его склонность к предельной жесткости, циничности повествования встречала положительный отклик даже среди тусовщиков. Возник даже термин «обнаженное кино».
Кассеты, которые распространялись исключительно наложенным платежом и по заказу любителей, принесли Мороженому неплохую прибыль. Именно тогда он и взял себе этот псевдоним. Он отражал его внутреннюю сущность. Холодное сердце и горячая голова – полная антитеза выражению Дзержинского о том, каким должен быть чекист.
И в один прекрасный момент он решает, что наступил новый этап в его жизни, и завязывает с порнографией. Он чувствует, что готов к нечто большему.
Уединившись со своей очередной подругой на ее даче под Москвой в сентябре девяносто третьего, он размышляет… Необходим какой-то прорыв, что-то новое…
Но что можно сказать в авангардном кино после Формана и Тарковского? К тому же эпоха авангарда в искусстве отошла. И кассовости никакой, если углубляться в слишком замороченные сюжеты.
Бергман? Нет! Этот погряз в психологизмах своих героев. А французы! Вся сущность Франции выражена давным-давно Мопассаном и Флобером – сплошные адюльтеры в виде «воспитания чувств», лямур-тужур-бонжур… Тьфу!
Ну, и конечно, придурки-клоуны типа Бельмондо и Ришара. И все…
Залман Кинг, Верховен? Опять все то же. И ничего более. Никакой идеологической подкладки, антиинтеллектуальное кино.
Стивен Спилберг… Лучше не вспоминать о нем вообще. Его гуманистический фильм «Список Шиндлера» Виталий особо ненавидел. А «Парк Юрского периода» – просто никому не нужный выпендреж, чушь какая-то собачья!
Мистика? «Горец»? Да, интересно… Но все упирается в компьютерные навороты, не остается ничего живого, кинематограф становится похожим на электронную музыку, все как бы слеплено и склеено.
Нет, надо по-нашему, по-российски! А что, собственно, удачно снимают в России? Только комедии. У него с чувством юмора было вроде бы в порядке, но отсутствовал вкус и чувство меры. Слишком уж очень заметный наблюдался крен в сторону черноты. Да и какой оптимизм может навевать современная российская действительность, да еще накладывающиеся на это личные негативные впечатления детства, с глупой мамой и пьяницей-отцом?