Именно тогда он знакомится с творчеством начинающего американского режиссера Квентина Тарантино. И тот становится на какое-то время его путеводным маяком. Но скоро он приходит к выводу, что тот хоть и продвинутый чувак, но что-то у него недоделано, все-таки сказано не до конца смело, а временами бессмысленно и по-американски тупо. Слишком публицистично, наконец!

А ему надо найти необходимый компромисс между коммерцией и искусством. Почувствовать настроения социума и вырваться вперед на волне, а потом и повести его за собой! Взорвать общественное мнение подобно «Секс пистолз», подобно Сальвадору Дали, Джону Кейджу, Салману Рушди и Эдуарду Лимонову!

Он где-то прочел статью о ментальном терроризме, о том, как, шоком воздействуя на общественное сознание, можно постепенно овладевать им. Да, безусловно! Именно так, все великие начинали с выливания на уши и глаза доверчивой публики ушата холодной, временами даже грязной и дурнопахнущей воды. А что делать?!

Общество озлоблено и жаждет крови, пускай и виртуальной. Поскольку с хлебом напряженка, нужны зрелища. И не просто зрелища. Русский человек любит, чтобы все было с оттяжечкой и наотмашь. Чтобы с толком, с чувством, с расстановкой… Чтобы душа развернулась, а потом свернулась так, что и отыскать-то ее было невозможно!

Он с детства мечтал в чем-нибудь отличиться и быть занесенным хотя бы в одну энциклопедию. Пускай и под псевдонимом Виталия Мороженого. А чем черт не шутит, может быть, общество когда-нибудь дойдет до того, что примет его эстетическую концепцию и скрываться будет не нужно?

В октябре в Москве грянул путч, и Мороженый снимает хронику тех событий. Потом он будет говорить, что по сравнению с официальными съемками Си-эн-эн его работа гораздо в большей степени отражает накал событий и показывает все происходящее изнутри.

И именно тогда в его жизни наступает перелом. Он находит себе единомышленника. Он крутился в одной из патриотических тусовок, которые слетелись в те дни в Москву как мухи на дерьмо.

Его называли Конунг. За увлеченность скандинавской мифологией и склонность к идеологии главенства в мире северной расы. Это он убедил Виталия в том, что в своих кинопробах тот должен пойти дальше и, основываясь на признании деления людей на «высших» и «низших», развивать искусство, свободное от моральных догм.

После провала путча Конунг увозит своего друга в Ярославскую область, где под негласным одобрением местных властей существует лагерь боевиков-патриотов. Они отрабатывали технику убийств на бомжах и наркоманах, которые под различными предлогами туда заманивались.

– Смотри, какой поразительный и бесплатный человеческий материал! – восклицал Конунг. – Пускай те, у кого в голове нет извилин, называет их дерьмом и проходит мимо. Но просто так ничего не бывает. И дерьмо должно приносить пользу. В данном случае искусству.

На выработку окончательной концепции «обнаженного кино» уходит еще два-три года. За это время Мороженый успевает отснять несколько фильмов, которые, по его собственному признанию, являлись сырыми и недоделанными. Помимо этого, он продолжает работать оператором на московском телевидении.

Но потом произошли изменения. Конунг занялся большой политикой, заимел определенный вес, успешно занялся бизнесом и прикупил на Волге бывшую турбазу. Там проводились различные партийные мероприятия и гулянки. Этой турбазе и суждено было стать основной съемочной площадкой Мороженого. Тем более что располагалась она рядом с его родным городом.

В этот «Новый Голливуд», как он его сам назвал, и лежал сейчас его путь.

Он свернул в определенном месте с трассы на боковую дорогу и через десять минут уже въезжал в ворота, перед которыми было написано: «Въезд воспрещен. Частное владение». Вся территория турбазы была огорожена колючей проволокой, и посторонним вход сюда был заказан. С местной милицией отношения выстроились самые что ни на есть нормальные, никаких жалоб со стороны населения села, располагавшегося неподалеку, не было, так что внутри проволоки была своя власть и можно было делать все что заблагорассудится.

Здесь в домиках, переделанных в мини-тюрьмы, можно было спокойно содержать актерский материал, ждущий своей участи. Ответственным за его селекцию был управляющий «Нового Голливуда» Булкин, который объезжал наиболее злачные городские места и выискивал интересные типажи. Как правило, кто попадал сюда, отсюда уже не возвращался. Так было и с бомжами, и с одинокими старушками, и с наркоманами, и с проститутками. С последними, правда, хлопот было больше. Иногда наиболее чувствительные из охранников поддавались на женские чары, но система внутренней безопасности была налажена хорошо, и «людей с мягким сердцем» наказывали.