Мне эта сцена не понравилась. Да, Алексей великолепен, это обязывает… Но он мой, и нечего так откровенно пялиться.

Пельмени мне в горло не лезли, так же как и шампанское. Я ждала, когда Мила решит, что ей уже пора домой.

С целью ускорить уход подруги я открыла рот, чтобы спросить Алексея о вакансии на трудовом фронте, даже произнесла: «Леша, а у вас в типографии нет ли….», после чего Мила, улыбаясь мне в лицо, просунула руку под стол и ущипнула меня за бок. Зная ее дурацкую привычку так прерывать ненужный разговор, я не взвилась вверх от неожиданности, только из дрогнувшей руки на ее милый костюмчик «нечаянно» пролила полбокала полусухого шампанского. Мила продолжила фразу за меня:

— Нет ли у вас приходных ордеров или еще чего-нибудь из бухгалтерии, но не очень дорого? Мы на своей ткацкой фабрике совсем без бланков остались, и денег на них пока не дают.

— Нет, у нас другая направленность. Очень высокая полиграфия, другой технологический цикл.

Мила слушала его с большими глазами, понимающе кивала, но каждый, кто хотел, естественно, мог видеть, насколько она в этом ничего не смыслит.

Распрощалась с нами она довольно рано, также пообещав не забыть про посещения в клинике. Номер сотового телефона записала с удовольствием. Она хотела приехать ко мне не в первые дни, а когда спадет «массовка».

Вечером мы с Лешей опять гуляли по бульвару, и я оглядывалась по сторонам, боясь увидеть надоедливую Ларису. Но судьба решила не волновать меня перед больницей.

Весь вечер прошел удачно, если не считать, что Зорька долбанула пудовой лапой особо надоедливого кобеля неопределенной породы. Хозяева, правда, назвали его среднеазиатской овчаркой, но этот кобелек тянул, дай бог, на помесь бассета и черного терьера, которого в детстве недокормили. Они орали в голос и грозили разобраться в инстанциях. Леша их претензии по поводу Зорьки выслушал молча, отдал мне поводок, отвел в сторону хозяина ушибленного женишка и пошептался с ним секунд эдак двадцать. Еще через пять секунд мужчина своего кобеля посадил на поводок, жену взял под руку, и троица быстро удалилась.

Интересно, какими словами смог Леша убедить их в своей правоте? Причем так, что мужчина побледнел?

Сразу после нашего прихода домой позвонил Григорий. Он на повышенных тонах начал качать права по поводу уговора об обмене. Я уже было собралась оправдываться, но Алексей, придвинув ухо к трубке и услышав голос Григория, сделал такое капризно-несносное лицо и брезгливо пожал плечами, что я расхохоталась в трубку и сказала Григорию, что скорее всего либо не буду переезжать совсем, либо подумаю об этом после операции.

В связи с юбилеем Марка Захарова показывали по трем программам его фильмы, и мы с удовольствием избегали рекламных пауз, переключаясь с канала на канал на любимые кинофильмы.

Утром Алексей (какое все-таки изумительно красивое имя) отвез меня в больницу, сдал маме «с рук на руки».

Машина осталась на стоянке у моего корпуса, я не успела ни на кого оформить доверенность. А если честно, то просто не хотела обижать ни родителей, ни Лешу, ни ту же Милу, претендующую на свободное транспортное средство. Кстати, она настойчиво пару раз позвонила сразу, как только я вошла в свою палату, но пришлось отложить разговор — врачи требовали меня на ультразвук.

Нога после процедур разболелась, и я залегла в кровать. Настроение было боевое, хотя завтра предстояла операция. Опять позвонила Мила, и я начала рассказывать о результатах осмотра, но она перебила меня:

— Настя, я все пытаюсь дозвониться тебе! Какое у твоего Алексея отчество? Не Захарович случайно?

Мне пришлось отставить трубку от уха, иначе завтра пришлось бы делать сразу две операции или покупать мне слуховой аппарат.

— Да, Захарович. Я же тебе говорила.

— Ни фига ты мне отчество не говорила. Так вот, не знаю, что он там тебе плетет… Короче, я вчера чуть посреди кухни от растерянности не упала, когда он выдавал фразочки о технологиях… О чем я хотела сказать? Он совладелец какой-то крутой типографии, я только название забыла. Он за этот год два раза у нас показался, с директором, говнюком нашим, договаривался. И по милости твоего Алексея мы и разорились, потеряв приличные заказы. Ты слышишь меня? Твой Алексей Захарович скупил самое дорогое оборудование, без которого у нас настал трубец.

— Мила, с августа во всей стране трубец.

— У нас он настал на два месяца раньше!

— Мила, подожди. И не ори так громко. Может, он о другой типографии говорит, а о том, что владелец, боялся сказать, чтобы женщины ему на шею не вешались гроздьями. При его-то данных, да еще и с деньгами…

— Может быть. Хотя, Насть, он не самый красивый мужчина, если честно, да и худоват, в смысле тощеват. — Мила на мой возмущенный вопль никак не отреагировала и продолжала говорить о своем: — Учти, все в типографии знают, что специального образования у него нет. Десять классов средней школы, может, техникум какой задрипанный, не знаю… Я просто хотела предупредить тебя, что он врет.