Но это не унижает меня. Это просто показывало их глупость. Они не могли помешать мне улыбаться. Везде у дороги стояли люди, чтобы поприветствовать меня. Неважно, что я не мог помахать им рукой, но я улыбался им.

В суде, когда появляется верховный судья, они объявляют, что идет верховный судья: «Всем встать», — и все встают. Когда верховный судья садится, всем разрешается сесть. Когда я заходил в зал заседаний, люди вставали сами. Не было объявления — осужденного не объявляют.

Это было явным унижением для верховного судьи, и всех полицейских чиновников, и всех служителей суда, что все люди… даже те, кто не были саньясинами, даже те, кто никогда не видел меня, никогда не слышал обо мне, кроме как по телевизору, и они видели жестокость американского правительства.

Они старались по-всякому. Они думали, что я буду унижен, но всякий раз, когда пресса справлялась у меня, я говорил: «Я чувствую себя отлично. Что касается меня, то я чувствую себя отлично. Они могут мучить мое тело, но они не могут задеть меня».

И из-за того, что я разоблачил все их уловки… а они даже не могут ответить на это, на все факты, о которых я рассказал мировой прессе. Они не смогли дать разъяснение ни по одному из пунктов, потому что я просто изложил всю историю так, как это было на самом деле. Они чувствуют себя униженными, и они пытаются извести меня — но они снова делают ошибку.

Они организовали для меня мировой тур. Я, возможно, не путешествовал бы по миру без их помощи! Я, возможно, не смогу увидеть всех моих людей в их собственных странах и, возможно, не смогу выявить, что их политический империализм закончился, но его место занял экономический империализм — что намного более опасно. Теперь, как и сами себе, они готовят унижение другим странам.

Пятнадцать дней я пробыл в Ирландии. Человек, который дал визу, должно быть, выпил слишком много пива — это ирландский образ жизни, — поэтому он не посмотрел, чья это была виза, чей это был паспорт. Он просто проштамповал его. Мы просили остаться всего на одну ночь. Он поставил печать, где было указано семь дней — наверное, она была к нему ближе всего! Мы сказали: «Это хорошо».

Мы направились в отель. Когда информация из Америки о том, что наш самолет приземлился в Ирландии, дошла до них, полиция немедленно ворвалась в аэропорт и обнаружила, что мы уже въехали в страну.

Поэтому на следующее утро пришли полицейские и отменили все визы на семь дней. Но мы сказали: «Вы можете отменить их; мы не собираемся уезжать. Мы пробыли здесь всего одну ночь. Какое преступление мы совершили, что вы их отменяете?»

Они сказали: «Никакого преступления». Они были напуганы — потому что самый первый человек допустил ошибку, дав нам семь дней. «Вы можете тихо здесь пожить и тихо уехать». Такая полиция. Без наличия визы они разрешили нам тихо пожить в стране и тихо уехать, чтобы просто скрыть свою ошибку.

Мы прожили там пятнадцать дней, и после пятнадцати дней, когда мы уехали, министр, ответственный за это, сказал, что я никогда не был в Ирландии, что это был просто слух. Он отлично знал, что в течение пятнадцати дней моя группа находилась там.

И в тот день, когда мы уезжали, там была пресса, там были фотографы, они сфотографировали меня на фоне отеля. Возможно, прежде чем заявить в парламенте, что я никогда там не был, они изъяли все фотографии и весь тот материал у прессы. Так Америка сейчас унижает каждую страну.

В Греции они арестовали меня за пятнадцать дней — а паспорт и виза были выданы мне сыном президента, который занимает пост министра. Он сам выдал визу на четыре недели, и сам же ее отменил.

Они не разрешили бы мне даже переночевать в отеле. Но в аэропорту были представители всех СМИ: все каналы телевидения, и газеты, и журналы, и радио — и по меньшей мере сорок полицейских высшего ранга. Я не могу понять, чего они так боялись — я не ношу с собой ядерного оружия.

Когда я говорил с прессой, шеф полиции вышел вперед, чтобы преградить мне путь. И я сказал ему: «Заткнись, отойди и встань на свое место!»

Возможно, ему никто такого не говорил за всю его жизнь. И у него хватило мудрости, чтобы просто отойти назад и встать на свое место — потому что он понял: если бы он что-то сказал, я бы сразу нанес ему удар. И все было бы в новостях, по телевизору, по радио; поэтому лучше было…

Но по телевизору показали достаточно, чтобы он пришел помешать мне, потому что я говорил про полицию: как они хотели взорвать динамитом дом, сжечь меня живьем, как они угрожали моим людям.

Я спал, ко мне пришел Джон; когда он разбудил меня, я сказал: «Попроси их присесть и подождать пять минут, чтобы я мог переодеться и приготовиться к тому, чтобы меня снова арестовали».