Избранные произведения. Том 1
вернуться

Городецкий Сергей Митрофанович
Шрифт:

Из казенки

Качай меня, баюкай, хмель, Бери свое. Иду во мхи, где высит ель Густое острие. Крива тропа, нависнул лес, Дымится пар. Навстречу мне зеленый бес, Уныл, сонлив и стар. — Ну, как у вас? Ты что? Живой? — Да вот, живу. — А ты? — А я мастеровой, Иду туда, ко рву. — Неладно там. Желты пески, Ползут с краев. Сидят, молчат таки-сяки, Скучней замокших сов. — А сам-то как? — И сам сова, Труха трухой. Гниет во мху, все трын-трава, Лишь был бы хвост сухой. — Беда совсем. А нет ли, брат, Еще вестей? — Нагнись-ка. Завтра, говорят, За гатью сходка всех чертей. 20 сентября 1906

ЮДО

1. Горюнья

На далеких на полянах, Под вечерними цветами, С почернелыми устами, Изнывая в свежих ранах, Принагнулася Горюнья, Горя лютого пестунья. «Кто мне телушко изранил, Кто мне душу замутил, Кто утробу задурманил, Чудо-Юдо зародил? Там, во мне самой, Горюнье, Сердце Юдо шевелит, Алой кровушке-игрунье Путь плотинами прудит. Как у этого у Юда Пребольшая голова, Юдо в матери покуда, У Горюньи горя два: Как и первое мученье — Разродиться от плода. А второе замышленье — Первой горшая беда. Надо семени отцову, Зародившему во мне, Отомстить ему по-нову На воде или в огне. Помогите мне, козявы, Неулыбы, червяки! Протяните, злые травы, Ваши руки из реки! Как вошел он, подступился, Не узнала до сих пор. Со стыдом моим случился Не жених, а серый вор». На далеких на полянах, Под вечерними цветами, С почернелыми устами, Замышляет, мучась в ранах, Принагнулася Горюнья, Горя лютого пестунья. А на небе пожелтелом Пышет зраком угорелым, Оттопыривши губу, Смотрит на землю, покуда Сын утробный, Чудо-Юдо, Мечет мать свою в знобу. Декабрь 1906

2. Сосунок

Бежит зверье, бежал бы бор, Да крепко врос, закоренел. А Юдо мчит и мечет взор И сыплет крик острее стрел: «Я есть хочу, я пить хочу! Где мать моя? Я мать ищу. Лесам, зверям свищу, кричу, В лесах, полях скачу, рыщу. Те клочья там ужели мать? А грудь ее, цвет ал сосец? К губам прижать, десной сосать… Пропал сосун, грудной малец! Ах, елка-ель, согнись в ветвях, Склонись ко мне, не ты ль несешь Молочный сок в суках-сучках, Не ты ль меня вспоишь-спасешь? Ты, липа-цвет, своей рукой Прижми меня к груди своей! Я пить хочу, весь рот сухой, Теки млек'oм, сочись скорей! Береза-мать, напой, укрой! Ты так бела, как тело — ты, Исколот рот, измят корой, И жилы все сухи, пусты». «Ну на, соси». И клонит ствол. И сок течет. И Юдо жив. Сосет и пьет. Вот день ушел. И сеет ночь по черни нив. И ночь ушла. Вот день опять, Листва шуршит и кроет мох. И ночь и день. Пора отстать. Уж голый ствол истек, заглох. Сорвался лес, стремглав бежит, И взрытый луг глушит бурьян. А Юдо мчит, в пустырь кричит: «Я сыт теперь, я сыт и пьян!» Февраль 1907

3. Владыка

Упился березовым соком, Уселся на троне высоком Из желтых костей. «Ведите сюда, подводите, Калите железные нити Огня золотей». И всяких к ступеням престола Подводят раздетых догола, Со смертью в глазах. Иного раздуло горою, Толстел, за конторкою стоя, В бумажных рублях. Другой, словно волк отощалый, Шататься, проситься усталый По задним дворам. И тут же продажное тело, Избитое плеткой умело — Отрава векам. Тела за телами мелькают, Владыка очей не спускает И машет рукой. И нижет на прут раскаленный Палач, наготой распаленный, Спину за спиной. Сверкают владычные взоры На крики измученной своры Доживших людей. И плещут железные нити: «Ведите еще, возводите На трон из костей!» 1906

4. Купал'oкала

Как высоко, как далёко Купал'oкала живет, Награжденья раздает. И куда ни глянет око, Тени темные идут, Свитки длинные несут. Кто убил дитя во чреве, Получает малый знак. Семь детей — вот это так. Кто повесился на древе, Получает за двоих. Кто повесил семерых — Получает полухвостье. Выжег город — три хвоста, Ход до Адова моста. Пропускается в Замостье, Кто в неделю навалил Тридцать девичьих могил. Из веков средневековья, Из старинных городов Тени тянутся без слов; Из-за крепостей Московья, Разукрашенных домов, С прибалтийских берегов, — Награжденья вожделея, Толпы темные идут, Счеты смерти подают. Купал'oкала, хмелея, Лобызает верных слуг: Получай, любимый друг! Как высоко, как далёко Купал'oкала живет, Награжденья раздает. И куда ни глянет око, Затемнило небосвод, Тьма в молчании идет. Январь 1907

КОЛДУНОК

1. Журавль

На поле за горкой, где горка нижает, Где красные луковки солнце сажает, Где желтая рожь спорыньей поросла, Пригнулась, дымится избенка седая, Зеленые бревна, а крыша рудая, В червонную землю давненько вросла. Хихикает, морщится темный комочек, В окошке убогом колдун-колдуночек, Бородка по ветру лети, полетай! «Тю-тю вам, красавицы, девки пустые, Скончались деньки, посиделки цветные, Ко мне на лужайку придешь невзначай, Приступишь тихоней: «Водицы напиться Пожалуйте, дяденька, сердце стыдится…» — «Иди, напивайся, проси журавля». — «Журавль долгоспиный, журавлик высокий, Нагнися ко мне, окунися в истоки, Водицы студеной пусти-ка, земля!» Бадья окунется, журавль колыхнется, Утробушка-сердце всполохнет, забьется: Кого-то покажет живая струя! «Курчавенький, русый, веселый, являйся, Журавлик, качайся, скорей подымайся, Вот н'a тебе алая лента моя!»

2. Месяц

Заря-огневица горит, полыхает, За горкою солнце лицо умывает, Мой след зеленеет на белой росе. К завалинке старой пригнуся теснее, Ступить на порог, постучаться не смею, Царапает шею репейник в косе. Глаза замутились соленой слезою, Ах, солнце-орел, не взлетай надо мною: Постылому сердцу в потемках милей. Всю ночь белый месяц светил-подымался, Всю душу измаял, светил-улыбался, Туманил пустые раздолья полей. Ведь я не хотела, плясать не умела, Босыми ногами ступала несмело, Разок оступилась, упала в траву. Вина кровяного, ковша кругового Испить не решилась, вот девичье слово, И руки сложила, рукав к рукаву. Ах, старый, заклятый, колдун волосатый, Чему ты смеялся, хихикал из хаты, Зачем белый месяц с небес зазывал! И как же забыла я воду-гадалку? Как небо свалилось с землею вповалку? Как месяц высокий меня целовал?

3. Суженый

Размыта дождями осенняя нива, Да солнце пустило коня желтогрива Озимою пашней стремглав проскакать. — Тащися, кобылка, вспотеем за плугом! Как верить невестам, неверным подругам, Да девичьи речи на сердце держать! За тыном встречались, в лесок забирались, Сбирали чернику, клялись, обещались: Не сменится месяц, как буду твоя. Пришло полнолунье, ущербу начало, К чертям на кулички одна убежала… Размыкай мне горе, кобылка моя! Октябрь 1906