подмигнул. Сожженный сон сразу ушел, высох.

132

42

Кроме тебя, я здесь встретил весну. Здесь

Я подставил ладонь, и в нее скользнула

она была другая. Я ходил и не узнавал места,

монетка. И в тот же миг я услышал, как кто-то

только наши, твои и мои.

умер.

Твоих больше.

– Ты и я, - прошептала ты и провела указа-

Ты всегда превращала улицы в цепочки вос-

тельным пальцем по тому месту, где еще вчера

поминаний, а скамейки в столбики из эмоций. Ты

был бугорок, так, будто сегодня там разверзлась

словно присваивала эти места, и они жили

бездна. А твоя одинокая слезинка кивнула

внутри тебя. Я ходил и искал тебя в том

краешком ресниц, и я беззвучно кинул туда

скверике, про который, казалось, забыл, или в

первую горсть земли, влажной и пористой.

той ласточке, что, подобранная дворником,

Потом я часто вспоминал ту горсть, когда мы

навсегда распласталась облаком в небе. Я

собирались у твоей впадинки, чтобы забыть об

скучал без тебя и разыскивал твой след среди

этой грустной дате. Ты плакала, а я собирал

других. А ты все не шла. Я знал, что в тот

твои слезы в коробочку и поливал ими дикие,

день ты была занята и совсем не обещала

выросшие вокруг цветы.

прийти, но я искал, сличая помятые травинки с

Синие и дрожащие.

рисунком твоих подошв в моей памяти.

Они отражались в твоих глазах, лучились

И ты пришла, какая-то светлая и чем-то

светом, чтобы дотянуться до меня, проникнуть и

наполненная. В желтой майке и бугорок посреди

подернуться пониманием.

живота. Бугор-бугорок, чтоб никто не уволок.

Шло время, и впадинка заросла сорняками и

Скажи, что таишь? Я обнял его и почувствовал

пушистыми травами, и уже никто бы не догадался,

что там вообще была впадинка, кроме меня.

пульсирующую жизнь. Твою?

Потому что я знал наверняка.

– Нет, нашу общую. Нужна? Бери..

Но время струилось, и впадинка становилась

Ты наполнила бугорком свои ладони и протя-

все меньше и меньше, пока не превратилась в

нула. Я взял и осторожно погладил. Кис-кис?

какую-то отдаленную точку, размытую и далекую.

– Еще две попытки..

Я время от времени смотрел на нее в бинокль, а

Я сдался, и ты напомнила мне ту ночь. В

если смотреть сквозь очки с синими стеклами, то

качестве наказания ты заставила меня идти до-

она мне даже

мой, но потом передумала и окликнула. Двое

нравилась. Мне хотелось подозвать ее и по-

оглянулись, но не я. Я шел, и мне казалось,

кормить хлебом прямо из рук.

что в моих ладонях по-прежнему пульсирует

В те дни ты тоже струилась где-то далеко.

жизнь. Прибавил шагу, но она не отставала.

Мне тебя тоже приходилось разыскивать с би-

Побежал! Захлебываясь от прилива крови.

ноклем где-то за горизонтом. Ты не отвечала на

Пульсация перешла на хрип и все пронзительно,

звонки, а если отвечала, то молчанием. Но я

без передышки взорвалось, окрасив мои ладони

продолжал звонить и ждать. Под очками, при-

чьей-то смертью.

таившись в небе облаком или в почтовом ящике

– Нашей, - сказала мне ты на следующий день,

бережным письмом. И все же с каждым днем ты

когда мы

удалялась, усложняя наши возможные встречи,

встретились, чтобы разговаривать под солн-

загромождая все увеличивающееся между нами

цем, спрятавшись за темные очки.

расстояние новыми и новыми препятствиями из

А потом ты снова показала мне бугорок. Он

молчания, неотвеченных звонков и покинутых на

стал немного больше и приобрел какие-то смутно

дне ящика писем.

знакомые очертания. Не твои?

Один раз, помню, мне показалось, что я

Ты спросила, нужна ли мне его жизнь. Я не

увидел тебя сквозь замочную скважину. Что-то

знал, точнее, не был уверен. Мне стало страш-

вьющееся, почти неразличимое. Не знаю, почему я

но, ведь я даже не знал, что мне делать со