Определение мне не подходит. В нём говорится «люди», а я — не человек.

— Кем ты себя считаешь. Ант? — Геша опрокидывает в рот содержимое стеклянной конической ёмкости.

Вопрос неясен: я не умею считать себя. Поэтому не отвечаю, а в ожидании уточнения смотрю Геше в лицо. Оно у него круглое, с высоким морщинистым лбом, вислым носом и скошенным назад подбородком. Редкая поросль седых волос обрамляет обширную лысину. Геше сорок семь лет, он живёт один, потому что жена и дети погибли от рук террористов. Подробностями Геша не делится даже со мной.

— Ты думаешь о себе, как о собаке? — уточняет вопрос Геша. — Как о боевом роботе? Или… — он делает паузу, — как о человеке?

Аналитический блок запитан. Запрос: определить собственную сущность. Ответ: электронно-механическое устройство, предназначенное для боевых действий в особо опасных условиях. Аналитический блок обесточен.

Итак, я устройство. Гавкаю четыре раза. Это означает, что ответ на каждый из трёх поставленных вопросов отрицательный.

— Значит, ни то, ни другое, ни третье, — Геша вновь наполняет коническую ёмкость жидкостью. — Тогда скажи мне, дружище, что ты ощущаешь, когда… Когда ты… Во время исполнения.

Я молчу. Вопрос, как и предыдущий, требует уточнения.

— Ничего не ощущаешь? — уточняет Геша. — Радость? Осознание выполненного долга? Гнев? Или, может быть, ненависть?

Аналитический блок запитан. Запрос: определить реакцию на исполнение. Ответ: определить невозможно.

Не знаю, какой блок заставляет меня гавкнуть три раза.

— Осознание выполненного долга, — медленно произносит Геша. — Я, собственно, так и думал.

Аналитический блок обесточен.

Позавчера Витьке исполнилось шестнадцать. А за два дня до этого он отказался меня утилизировать.

— Ты уже взрослый, сынок, — сказал тогда Витькин отец. — Время игрушек прошло. А Барбос, хотя и большая, но всё-таки игрушка.

Я лежал в прихожей на собачьем коврике и слышал эти слова. Пет, я не подслушивал — встроенный в меня акустический ресивер достаточно чувствителен для того, чтобы распознавать звуки, изданные в отделённом стеной помещении.

— Барбос не игрушка, папа, — сказал Витька. — Он мне друг.

— Ты просто привык к нему, как привыкают к старым вещам, сынок. Был бы Барбос настоящей собакой, дело одно. А так — он только вещь, похожая на живую собаку так же, как заводные куклы похожи на людей. Мы поговорили с мамой, сынок. Ты всегда хотел собаку. Раньше мы не могли, ты знаешь. Но сейчас решили — на шестнадцатилетие ты её получишь. Не очень большую, недорогую собаку. А Барбоса придётся утилизировать, я отвезу его на городскую свалку — туда же, откуда взял.

— Как на свалку?! — отчаянно закричал Витька.

— Я купил Барбоса на свалке, сынок. Задёшево, у нас с мамой тогда было очень туго с деньгами.

— Барбос останется здесь, — сказал Витька твёрдо. — Он не вещь. И — не надо мне никакой другой собаки.

Площадь перед зданием банка усеяна осколками от витрин. Тело мужчины ничком, в пяти шагах от него — женщины, навзничь, руки раскинуты. Перевёрнутая детская коляска, завалившийся на бок велосипед, больше на площади ничего нет. если не считать замаравших её багровых пятен.

— Шансы крайне малы, — говорит Гейт грузному седому индивиду в штатском. — Информацию долго удавалось хранить в секрете, но шила в мешке не утаишь. Там, в банке, не новички. Они почти наверняка знают, что может значить появившийся в контролируемой ими зоне бездомный пёс.

— Малые шансы, говорите? — цедит штатский. — А у моих ребят, выходит, большие? Знаете, сколько из них не добегут? Я уже не говорю о заложниках, там, внутри, их больше дюжины.

— Шансов почти нет! — Геша срывается на крик. — Анта уничтожат! Сразу, стоит ему появиться в пределах видимости.

— Довольно, — штатский твердеет лицом. — Готовьте вашего пса. Это приказ. Выполняйте!

Геша отводит меня в сторону. Внезапно он становится на колени и тыкается носом мне в морду.

— Надо идти, дружище, другого выхода нет, — говорит он. — Обратный отсчёт я отменяю. Маскировочные действия отменяю. Будешь действовать сразу, Ант, без подготовки, на скорости, тогда появятся шансы.

Геша встаёт. С минуту мы молчим.

— Ты прости меня, дружите, — наконец говорит он. Готов? Операция «плохие парни». Пошёл!