— Жюли, о чем ты задумалась, дорогая? — спросил Ткач.

— О том, что у меня тоже есть мама, и она будет рада, если мы с тобой придем к ней в гости, — сообщила я и подумала, что моя мама гораздо больше обрадовалась бы, если бы мы с Андрюшей родили двоих детей. Ведь ей уже целых сорок шесть лет, а в этом возрасте нет ничего более естественного, чем нянчить внуков… Хотя бы одного… мальчика… или девочку…

— Ну, это как — нибудь в следующий раз, — рассеянно пообещал Андрей, глядя на битком забитую машинами дорогу.

Фордик успел выбраться из больничного двора и теперь дрейфовал на ужасно узкой улице имени Бориса Богаткова — дергался, скользил и замирал. В салоне стало нечем дышать от халявного «Зеленого чая», подогретого печкой, и я опустила стекло со своей стороны. Воспользовалась паузой и решила позвонить с сотика маме. Пусть Ткач не думает, что он самый нежный и заботливый сын на свете. Другие тоже способны испытывать любовь к своим родителям… Я сказала как можно теплее:

— Здравствуй, мамочка, дорогая моя! Чем вы с папочкой занимаетесь?

— Чем занимаемся?.. Да ничем особенным, — откликнулась мама. — Сидим на диване и пытаемся разгадать кроссворд. Кстати, ты не знаешь, как звали возлюбленную Геракла? Четыре буквы.

— Кажется, Гера. Или Леда, — брякнула я наугад, поскольку никогда не отличалась знанием древнегреческой мифологии, и свернула разговор в другое русло: — Так приятно сидеть на диване в теплой квартире в непогоду, да ведь, мамулечка?

— Угу, приятно. А ты разве не дома, ребенок?

— Я — нет! У меня на сегодняшний вечер грандиозные планы, — вздохнула я. — Как раз сейчас я еду на званый ужин к маме моего друга, — с гордостью отчиталась я и подставила щеку ветерку и легким, ласковым снежинкам, залетевшим в окно автомобиля.

— Ты едешь к матери Александра? — с надеждой уточнила мама.

— Нет, его зовут Андрей, и ты его пока не знаешь…

— Ох, опять новый, — не одобрила она. — Ты совсем закружилась с женихами, дочка! Почему бы не остановиться на Саше? Он надежный, добродушный. Конечно, не блещет интеллектом и манерами, но, если его развивать…

— Александр лежит в больнице, он… э — э — э… снова подрался.

— Снова подрался?! Ну, это уже переходит всякие границы! — насторожилась мама. — Надо же, как обманчива внешность: с виду увалень, тюлень тюленем, а постоянно дерется. У него какая — то нездоровая агрессивность!

— Совершенно нездоровая, — согласилась я с ее мнением.

— Да, я еще заметила, что Александр не равнодушен к алкоголю.

— К сожалению, — скорбным тоном подтвердила я.

— А Андрей не пьет? Сколько ему лет? Кто он по профессии?

— Мамочка, мне не совсем удобно говорить… Мы застряли в пробке, сидим в машине вдвоем. — Я намеренно сделала упор на последнем слове, а мама сделала соответствующие выводы:

— Ах, вдвоем и у него есть машина?! Значит, он не бедный, не пьяница и не дебошир. Что ж, уже… обнадеживает.

— Он вам обязательно понравится, — пообещала я, торопясь распрощаться. Трафик — то мне оплачивать!.. — Счастливо, мамуль. Папе — привет. До скорого!

— Все — таки ты, Юленька, неисправимая лгунья, — улыбнулся Ткач. — Всех вводишь в заблуждение!

— Не будь занудой, Андрюша! Я не лгунья, просто меня иногда тянет приукрасить, немного сгладить действительность. Это примерно такой же фокус, как с оптикой. Грубая, корявая реальность нуждается в корректировке. Знаешь, как рассуждали древние мудрецы?

— Как? — заинтересовался он.

— «Ложь во спасение правде равносильна», вот!.. Кажется, это латинское изречение. Ну, не суть важно.

В дорожной пробке образовался просвет, и Ткач, воспользовавшись им, нажал на сцепление. Тормоза надсадно скрипнули, и этот звук вызвал у меня неожиданную ассоциацию.

— Понимаешь, жизнь — настолько ржавая штука, что ее надо постоянно чем — то смазывать, чтобы она катилась дальше. Вот как детали машины мажут маслом… Одни смазывают свою жизнь водкой или наркотиками, другие — карьерой и преумножением благосостояния, третьи — разными увлечениями, хобби, азартными играми и прочими самообманами. А на самом деле лучшая смазка для жизни — это любовь.