В душе Кеши что-то раздвоилось. С одной стороны, Кеше не хотелось ссориться с богом, а с другой — было жаль кота Акинфия. Что ни говори, Акинфий был мировой, первоклассный кот. Такого кота хоть ищи, хоть не ищи — нигде не найдешь. Даже в Москве. Прошел день или два, и Тоня снова насела на Кешу. Пришла к нему прямо домой и сказала:

— Мне обратно снился сон. Если не сварим кота, я умру.

— Тоже выдумала! Чего ты умрешь?

— Мне, Кеша, приснилось, я все равно умру, — убежденно сказала Тоня.

— Ничего ты не умрешь. Глупости, и все…

Нахмурив брови, Кеша думал про бедную, несчастную Тоню и про кота Акинфия, который перевернул вверх тормашками всю его жизнь. Долго Кеша думал, долго кусал губы, а потом склонил голову и тихим, упавшим голосом сказал:

— Пошли. Если тебе так хочется, давай варить. Я согласен.

Тоня смотрела на Кешу и не дышала. Лицо ее совсем побелело и вытянулось, а подбородок стал острый и колючий, как у старухи. Тоня хотела что-то сказать Кеше, но вдруг плечи ее задрожали мелкой жалкой дрожью. Тоня отвернулась от Кеши и глухо зарыдала.

— Что ты, Тоня! — испугался Кеша.

Тоня с трудом удержала плач, вытерла глаза рукавом платья и, заикаясь, сказала:

— Мне, Кеша, Акинфия жалко…

— А если жалко, не надо варить. Ну, чего ж ты молчишь: будем варить или не будем?

Тоня долго молчала.

— Я, Кеша, не знаю. Если мы не сварим, я умру…

Кеша сам чуть-чуть не расплакался от таких слов. Он взял Тоню за руку и твердо сказал:

— Подумаешь, Акинфия ей жалко! Я этому Акинфию не знаю что сделаю. Я ему сейчас покажу! Пойдем, Тоня!

Не чуя за собой никакой вины, Акинфий лежал возле избы и снисходительно слушал разглагольствования деда Казнищева.

Казнищев любил тепло и поэтому был по-зимнему в катанках и пушистой, вытертой на затылке шапке.

— Не понимаешь ты смысла своей жизни, — поучал Казнищев питомца. — Ну скажи, чего ты царапался и чего не желал принимать внутрь лекарства?

Акинфий не отвечал, а только в знак признательности плавно вертел черным хвостом.

— Дурак ты после этого, — сердился Казнищев. — Невнятная животная, язви тебя!

Трудно сказать, сколько могла продолжаться затянувшаяся беседа Казнищева с Акинфием и сколько просидели бы еще за плетнем Кеша и Тоня.

К счастью, Казнищева позвали обедать. Казнищев, как видно, давно ждал этого сигнала. Он поспешно поднялся и ушел в избу.

Тоня уже совсем успокоилась. Кешин охотничий азарт передался и ей.

— Лови! — зашептала Тоня. — Хватай!

Будто коршун, кинулся Кеша на свою жертву. Еще минута, еще секунда — и Акинфий был бы в Кешиных руках. Помешал камень, который совсем некстати подвернулся под ногу. Кеша споткнулся и полетел носом в траву.

Акинфий мгновенно оценил обстановку и с ходу пыхнул на крышу.

«Мя-ау, мя-ау!» — донесся оттуда тревожный бас.

Все было потеряно. Все рухнуло и разлетелось в пух и прах. Кеша смотрел на Тоню, Тоня — на Кешу. Ничего хорошего не было в этих взглядах. Только какие-то колючие искры, только горькие, никому не нужные сейчас упреки.

Но стоять вот так и без толку смотреть друг на друга долго не будешь. Кеша отвел глаза в сторону и виновато сказал:

— Ну и пускай… Мы его все равно мешком поймаем.

Это была ценная мысль. Тоня сразу же простила Кеше его оплошность.

— Пойдем скорее, — сказала она, — а то Акинфий удерет.

Кеша раздобыл в кладовке прочный пеньковый мешок, приделал к нему обруч от старой кадушки, длинный шест и, полный новых надежд, снова отправился с Тоней на промысел.

Забыв о всякой предосторожности, легкомысленный Акинфий лежал на прежнем месте.

Кеша подкрался к Акинфию на цыпочках и лихо взмахнул сачком.

Это был редкий по своему мастерству и точности удар.

Не успел Акинфий и пикнуть, как уже был в мешке.

— Поймал! — закричала Тоня.

На крик с ложкой в руке выбежал Леха. Он увидел злоумышленников и тотчас понял, в чем дело.

— Отдайте моего Акинфия! Акинфия отдайте! — завопил он.

Подстегиваемый этим криком, Кеша бежал в тайгу. Сзади гремела котелком на проволочной дужке перепуганная насмерть Тоня.

Кеша и Тоня бежали до тех пор, пока не выбились из сил. Упали в траву и лежали молча, прислушиваясь к погоне. Но тихо было вокруг. Звенели на березах листья. Где-то над головой стучал и стучал острым клювом работяга дятел.