Шрифт:
Кеша и Тоня подождали еще немного, а потом поднялись и стали держать совет, что делать.
Но что тут, собственно, думать: кот в мешке, вода под боком, а дров в тайге не занимать.
Неохотно и недружно, будто бы из-под палки, Кеша и Тоня приступили к делу. Кеша вырезал из куста черемухи две рогатины и поперечную палку, Тоня тем временем набрала дров и сбегала к Байкалу за водой. Теперь надо было решить, кому варить кота.
— Я варить не умею, — сказал Кеша. — Это женское дело.
Но тут оказалось, что Тоне тоже не приходилось варить котов, и она сразу же и решительно заявила об этом Кеше.
— Тебе приснился сон, ты и вари, — сказала Тоня.
— Тебе тоже приснился. Забыла?
— Сначала тебе приснился. Мне потом приснился.
Кеша понял, что все это действительно так, и перестал вилять и отлынивать. Хорошо еще, что Тоня не плачет и не вспоминает про смерть. И за то спасибо.
— Не хочешь — и не надо, — сказал он. — Сам сварю. Думаешь, мне трудно!
Лишь кот Акинфий в эти решительные и, может быть, последние в жизни минуты оставался равнодушным к своей судьбе. Акинфий покорно сидел в мешке и не подавал голоса. Видно, ему было теперь уже все равно, быть сваренным или оставаться сырым.
Кеше хотелось поскорее закончить это противное и непривычное дело.
Он подошел к костру, зажег бересту и стал ждать. Пламя дружно побежало по веткам, заглянуло по пути в котел, закурчавилось, затрещало.
— Готово, — мрачно сказал Кеша, заглядывая в котел.
Деловым, суровым шагом подошел Кеша к мешку и запустил туда руку. Кеше удалось без труда схватить кота за загривок и вытащить наружу.
Но, видно, именно в это время у Акинфия пробудилась жажда к жизни. Свернувшись в бублик, он пинал Кешу задними лапами, дико кричал и пытался при этом укусить за руку.
Закрыв глаза ладонями, Тоня стояла в стороне и с ужасом ждала конца казни.
— Кидай! — простонала она.
Кеша подошел еще ближе и швырнул Акинфия в бурлящий котел.
Но на лету Акинфий перевернулся. Едва задев боком огненной воды, кот собрался в тугой, как мяч, комок и выпрыгнул прочь.
Мгновение, и кот исчез, сгинул в лесной чащобе.
Будто побитый палкой, будто бы делал он весь день тяжелую работу, притащился Кеша домой.
Сердце Кеши вещало, что это совсем и не конец, не средина, а только начало тяжких, свалившихся на его голову испытаний.
Кеша открыл дверь и вдруг весь замер, съежился.
Возле окна, рядом с отцом, сидел в катанках и теплой, вытертой на затылке шапке дед Казнищев…
В горах
Кеше влетело за кота по первое число. Как уж только ни называл отец несчастного Кешу — и так, и эдак, и совсем иначе. У Кеши даже голова распухла от этих упреков и едких слов.
На этот раз мать не выдержала и сказала отцу:
— Хватит тебе, совсем мальчишку расстроил.
Отец посмотрел сверху вниз на «расстроенного мальчишку» и перестал. Воспитывайтесь, мол, теперь сами, а я умываю руки, потому что нет больше моих сил.
За Кешино воспитание принялась мать. Во-первых, она насильно накормила Кешу обеденной кашей, во-вторых, не пустила Кешу на улицу и приказала спать в избе.
Кеша не протестовал. Пойдешь на стожок — снова какая-нибудь ерунда приснится. Хватит уже с него. Ученый!
Кеша забрался на кровать, потянулся и с удовольствием зевнул. В избе тихо и темно. Застенчиво тикает и временами покрякивает какой-то пружиной будильник. Потикает возле самого Кешиного уха и вдруг смолкнет, будто бы вовсе его и нет. И слышится тогда, как шелестят за окном листья на березах и сдержанно, так, чтобы не потревожить никого вокруг, шумит Байкал…
Когда Кеша проснулся, отца и матери в избе уже не было. На столе лежала записка и сверху — горсточка медяков. Мать отправилась вместе с отцом в море, а Кеше велела сходить в лавочку и купить хлеба к щам, которые стояли на теплой, не выстывшей с ночи печной загнетке.
Кеша поступил по-своему. Он похлебал щей, а потом пошел в лавочку и стал прицеливаться, что там на эти капиталы можно приобрести.
Лавочка эта была не простая, а особенная. Там продавались и слипшиеся насмерть розовые конфеты-подушечки, и кирзовые сапоги, и даже старинный аппарат «Фотокор» с пыльным мехом.
Ничего ценного Кеша не купил, а купил он только два пряника и кусок конфет весом в сто пять граммов.
Настроение у Кеши было отличное. Сейчас он придет домой, поставит самовар и позовет в гости Тоню и Леху Казнищева. Пускай Леха не думает, что он такой… Если бы не Тоня и не Пашка Петух, Кеша этого кота и пальцем бы не тронул. Очень ему нужно варить котов…