Лечащим врачом Гитлера был профессор Теодор Морель. Несмотря на то что Брандт и его друзья не были светочами тогдашней хирургии, невзирая на то что своей карьерой они были обязаны случаю, они все же пользовались вполне приличной профессиональной репутацией. Во всяком случае, Брюкнер оправился от полученных в аварии травм благодаря лечению Брандта. Если бы Гитлер получил подобные травмы, то, без сомнения, и он бы получил грамотное лечение. Но о Мореле невозможно говорить как о специалисте, пользуясь обычными определениями лица медицинской профессии. Морель был чистой воды шарлатаном. Те, кто после интернирования американцами видел этого ранее тучного, а теперь похудевшего, суетливого и угодливого старика с невнятной речью и неопрятного, как свинья, не могли понять, как человек, лишенный даже тени самоуважения, мог стать личным врачом человека, имевшего возможность выбора. Но Гитлер не только выбрал Мореля. Он пользовался его услугами в течение девяти лет, предпочитая его всем другим врачам, а в конце, несмотря на единодушные предостережения, полностью доверился чудовищным экспериментам этого шарлатана. С 1936 по 1945 год Морель, по его собственному признанию, был «постоянным спутником» Гитлера, но тем не менее здоровье его подопечного было не главным для Мореля. По общему мнению, единственным настоящим богом для него была мамона. Наука и истина никогда его не интересовали. Вместо того чтобы методично изучать состояние здоровья своего пациента, он предпочитал применять быстродействующие лекарства, которые считал панацеей. Когда критики указывали на его некомпетентность и неадекватность назначенного лечения, Морель в ответ принимался беззастенчиво лгать. Он, например, утверждал, что является первооткрывателем пенициллина. Он открыл его в результате многолетних исследований, но вездесущая и коварная британская разведка выкрала его труды, и первооткрывателем был объявлен британский врач. Собственно, у Мореля не было никакой необходимости в такой защите, ибо его привилегированное положение при Гитлере зависело как раз от его слабостей, а не от квалификации. Гитлер любил магию, так же как астрологию и суждения сомнамбул. «Он не уважал врачей, – утверждает один из медиков [110] , – и больше ценил мистику, медицину, напоминавшую христианскую науку». Таким образом, когда этот бывший судовой врач, специализировавшийся в лечении венерических заболеваний и пользовавшийся популярностью в среде артистической богемы Берлина, был в связи со своей профильной специальностью приглашен к личному фотографу Гитлера Гофману, его карьера была предрешена. Эта удача заключалась не в скромном преуспеянии добросовестного практика. Финансовые аппетиты Мореля простирались гораздо дальше. Он строил заводы и производил патентованные лекарства. Пользуясь своим положением, он добивался утверждения своей продукции и ее продвижения на рынке. Иногда производимые им препараты подлежали обязательному применению в соответствующих случаях по всей Германии. Иногда он добивался монопольного положения в производстве некоторых своих препаратов. Его витаминные шоколадки пользовались успехом среди населения. Средство против вшей «Россия» в принудительном порядке поставлялось в войска, и ничто не смогло помешать строительству завода по производству этого важнейшего средства. Сульфаниламидный препарат ультрасептил, выпускавшийся на предприятии Мореля в Будапеште, был исследован на фармакологическом факультете Лейпцигского университета, где было обнаружено сильное нейротоксическое побочное действие. Препарат был хуже немецкого аналога. Гитлера ознакомили с результатами экспертизы, но никаких выводов не последовало. Наоборот, Морелю был дан зеленый свет, и он смог и дальше наращивать производство ультрасептила.

Эти лекарства обрушивались на голову немецкого народа только после клинического испытания, а испытывал Морель свои препараты на Гитлере. Почти полный список лекарств, которыми Морель пользовал Гитлера и составленный самим Морелем (едва ли он позволил себе преувеличение), за исключением морфина и снотворных средств, которые тоже шли в ход, содержит 29 наименований различных лекарственных смесей, включая патентованный ультрасептил, забракованный фармакологами, а также плацебо, наркотики, стимуляторы и возбуждающие половое влечение средства.

Доктор Брандт так описал лечебную тактику Мореля: «Морель стал все чаще и чаще прибегать к инъекциям, и в конце концов все его лечение стало сводиться к их назначению. Например, при самой незначительной простуде Морель лечил Гитлера, так же как и всех остальных в ставке, сульфаниламидами. Из-за этого я часто спорил с Морелем. Потом Морель стал прибегать к инъекциям растворов, содержавших глюкозу, витамины, гормоны и прочее, добиваясь немедленного улучшения самочувствия пациента, и, естественно, такое, с позволения сказать, лечение производило нужное впечатление на Гитлера. При первых же признаках простуды он получал по три – шесть инъекций в день, и, таким образом, Морель добивался немедленного излечения, предупреждая дальнейшее прогрессирование инфекции. В лечебном плане это было удовлетворительным решением, но затем Морель стал назначать такое же лечение профилактически. Если Гитлеру предстояло произносить речь на улице в холодную погоду, то он получал инъекции накануне, в день выступления и на следующий день. Таким образом, лечение Мореля постепенно привело к подавлению естественных защитных сил организма. С началом войны Гитлер вообразил себя незаменимым и регулярно получал стимулирующие инъекции. В течение последних двух лет эти инъекции стали ежедневными. Когда я попросил Мореля назвать мне применявшиеся им лекарства, он отказался это сделать. Гитлер же все больше и больше впадал в зависимость от этих инъекций. Эта зависимость стала очевидной в последний год войны. За исключением генерала Йодля, все члены ставки Гитлера время от времени получали такое же лечение».

К тому времени, когда Брандт был интернирован, он имел все основания ненавидеть Мореля, и поэтому его суждения можно было бы счесть предвзятыми, но тем не менее в их достоверности не приходится сомневаться. Мнение Брандта разделяли все врачи, имевшие возможность ознакомиться с методами доктора Мореля. Профессиональный вердикт медицинского сообщества подтверждается свидетельствами проницательных людей, не имевших никакого отношения к медицине. Говоря о душевном и умственном перенапряжении, которому подвергал себя Гитлер, Шпеер утверждает: «Думаю, что всякий человек, когда-либо занимавшийся умственным трудом, может представить себе такое состояние нервного перенапряжения. Однако едва ли найдется человек, который подвергался таким нервным нагрузкам непрерывно в течение многих лет и нашел себе врача, который принялся бы испытывать на нем совершенно новые лекарства, чтобы поддержать его умственную работоспособность. Это был в своем роде уникальный медицинский эксперимент. Было любопытно проследить эволюцию почерка Гитлера за последние месяцы. Почерк стал неуверенным, как у глубокого старика. Своим непреодолимым упрямством, своими вспышками гневливости он все чаще и чаще напоминал выжившего из ума старика. Это состояние начало проявляться после 1944 года и с тех пор, не прерываясь, все время прогрессировало». «По чисто физиологическим причинам, – пишет в другом месте Шпеер, – любой человек на его месте от такой перегрузки просто упал бы от изнеможения и только после отдыха снова обрел бы способность к работе; в ином случае природа пришла бы к нему на помощь и спасла какой-нибудь болезнью, но врач Гитлера Морель научился скрадывать это переутомление, подстегивая Гитлера искусственными стимуляторами, а, как известно, такой метод лечения в конце концов приводит к полному разрушению организма пациента. Гитлер привык к средствам искусственного поддержания работоспособности и начал их требовать. Он восхищался Морелем и его методами и впал в конце концов в своеобразную зависимость от Мореля и его лекарств» [111] .

При такой напряженной жизни в сочетании с подобным лечением только сильная конституция спасла здоровье Гитлера от более раннего разрушения. Первые признаки физического истощения стали заметны в 1943 году. У Гитлера появилась дрожь в конечностях, особенно в левой руке и ноге. При ходьбе он стал подволакивать левую стопу, появилась несвойственная прежде Гитлеру сутулость. Некоторые врачи считали, что Гитлер страдал болезнью Паркинсона [112] , но другие считали эти симптомы проявлением истерии. Единого мнения по этому поводу у медиков не было. При этом тремор не был, как думали многие, следствием взрыва 20 июля 1944 года; он был заметен и раньше, и видимое ухудшение здоровья фюрера послужило поводом к прочувствованной речи Геббельса в день рождения Гитлера 20 апреля 1943 года, где министр пропаганды нарисовал портрет изнуренного вождя с «лицом Атланта, вынужденного нести на своих плечах бремя всего мира» [113] . Мало того, все врачи отметили, что прогрессировавший до этого тремор после взрыва 20 июля полностью прошел и лишь позже возобновился с новой силой и потом прогрессировал уже до самого конца.

Таким образом, события 20 июля 1944 года, несмотря на то что они были устрашающим сигналом военного, политического и психологического кризиса, оказали весьма скромное влияние на состояние физического здоровья Гитлера. Первым врачом, осмотревшим Гитлера после неудавшегося покушения, стал доктор Эрвин Гизинг, отоларинголог из близлежащего военного госпиталя. Несколько позже прибыл профессор фон Эйкен, который в свое время оперировал Гитлера. Врачи выяснили, что у всех присутствовавших на совещании офицеров были разрывы барабанных перепонок. У Гитлера разрыв был двусторонним. Кроме того, был поврежден лабиринт, и Гитлер страдал нарушением равновесия. Кроме того, на правом плече образовалась массивная подкожная гематома [114] . Гитлеру был предписан постельный режим, и через четыре недели он полностью оправился от травм, причиненных непосредственно взрывом.

Но сочетанный эффект чрезмерного хронического переутомления и лекарств Мореля не поддавался быстрому лечению. Когда Гитлер снова вернулся к работе в Растенбурге, он вернулся к крайне нездоровому образу жизни: постоянные ночные бдения в подземном бункере в сыром вредоносном климате Восточной Пруссии. Гитлер не покидал бункер из-за давивших на него страхов: он не бывал на свежем воздухе, избегал физических нагрузок и подозревал повсюду грозившие ему опасности. Профессор фон Эйкен, регулярно наблюдавший Гитлера в тот период, снова и снова убеждал его покинуть хотя бы на время сырой душный подвал, где пациента преследовали страшные воспоминания. Лето еще не закончилось; пара недель в Оберзальцберге исцелили бы больного, но Гитлер отказывался уезжать из Растенбурга. Потом к уговорам присоединился Кейтель, и только в ноябре, после долгого сопротивления, Гитлер наконец внял голосу здравого смысла и вернулся в Берлин. «Я останусь в Растенбурге, – неизменно твердил Гитлер. – Если я покину Восточную Пруссию, то она немедленно будет сдана. Она держится, пока я здесь». И он оставался, больной человек, временами на несколько дней прикованный к постели, но каждый раз поднимавшийся для того, чтобы участвовать в совещаниях ставки. Все видели, что здоровье фюрера пошатнулось, что его голос, бывший недавно громким и энергичным, стал тихим и слабым. В сентябре и октябре фон Эйкену пришлось дважды лечить Гитлера от гайморита. Помимо этого у Гитлера были воспалены шейные лимфатические узлы. В октябре профессор удалил очередной полип голосовых связок. Все это время Гитлер страдал хроническими головными болями и спазмами в желудке, которые Морель лечил своими лекарствами. Эти желудочные спазмы не были новостью для Гитлера; время от времени он страдал ими уже несколько лет. Но сейчас они не оставляли его ни на один день, и Гитлеру пришлось из-за них в течение двух недель соблюдать постельный режим [115] .

Ясно, что осенью 1944 года было уже невозможно и дальше скрывать ухудшившееся здоровье Гитлера, оно стало явным. Дневник, который Хайнц Линге вел с 14 октября, сухо фиксирует время прихода и ухода врачей. Помимо фон Эйкена и ежедневно посещавшего Гитлера Мореля, в дневнике упомянуты кардиолог доктор Вебер, стоматолог профессор Блашке и несколько других врачей, которые посещали Гитлера до конца ноября. Потом эти визиты прекратились, и Гитлер остался на единоличном попечении доктора Мореля. Внешне и, по крайней мере, на время Гитлер, казалось, преодолел кризис. Когда фон Эйкен посетил Гитлера после месячного перерыва 30 декабря в Бад-Наухайме, пациент снова находился в добром здравии. Голос полностью восстановился, к Гитлеру вернулись прежняя энергия и хорошее самочувствие. Тем не менее вспышка болезни не прошла бесследно для ближайшего окружения, ибо прямым следствием шарлатанского лечения Мореля явился крупный медицинский скандал.