Вендра рассмеялась:

— О мое унылое отражение! Он не станет тебя убивать, он накажет тебя, отправив сюда.

Когда Вендра исчезла, Т'сейс с помощью последнего оставшегося в ее арсенале заклинания подчистую разрушила каменный дом и собственное лицо на обрыве скалы, предав все это забвению среди битого стекла внизу.

Затем она вернулась к капитану на корабль.

— Как это понимать? — удивился он.

Т'сейс улыбнулась и, возвращая ему повязку на глаз, сказала:

— У тебя семнадцать шрамов: четыре на левой руке, три на правой, два на груди, три на спине, прочие на ногах. Семь из них от кинжалов, остальные — от всевозможных заклятий и другого оружия. Ты носишь бороду, чтобы скрыть небольшой подбородок. Во сне ты всхрапываешь. Ты настолько же верен и хорош, насколько упрям и уперт. За второй повязкой на глазу у тебя ничего нет, только морщинистый шрам.

Выслушав ответ, капитан почувствовал глубокое удовлетворение.

Уста вопили так, что разбудили и встревожили Сарнода, дремавшего на тахте на самом верху башни. Ему снилась глубокая прохлада озера — видение, навеянное и усиленное тем, что одну сухую руку он опустил в чашу с водой, постоянно находившуюся рядом на столике.

— Они возвращаются из Низовья! Они возвращаются!

Сердце взволнованно затрепыхалось, Сарнод вскочил, подхватил свои сине-зеленые одеяния и спустился в Зал встреч, где предстал перед двумя глазами и на время замолчавшими Устами. Сквозь овал окна солнце изливало на мраморный пол столь нежеланный жар. Огромный зал казался крохотным и душным, словно западня.

— Скоро все это кончится, — изрекли Уста, что никоим образом не успокоило Сарнода.

Раздался такой звук, как будто по всему миру разнесся пронзительный крик.

Неожиданно появился брат Сарнода, Гандрил, причем в своих белых одеждах он выглядел вполне живым и здоровым, таким же, как прежде, если не считать запачканных рук и морщинок в углах глаз.

Гандрил в замешательстве уставился на него, и Сарнод понял, что точно такое же выражение лица у него самого. Глядя на брата, он не испытывал ни родственных чувств, ни облегчения, а впившийся в сердце крюк по-прежнему терзал. Даже наоборот — Сарноду стало хуже и тревожней.

И все же, подумал он, виной тому могло быть замешательство первой встречи, усугубленное воспоминаниями о том, как они расстались. Так, успокаивая себя, Сарнод шагнул вперед и приветствовал Гандрила:

— Дорогой брат, добро пожаловать домой после всех печалей, сумятиц и долгого изгнания.

Гандрил нахмурился пуще прежнего и уклонился от объятий брата, сказав:

— Непросто мне сейчас встретиться с человеком, который некогда был моим братом. Теперь ты даже не Сарнод. Кто ты такой? — Он говорил жестко, а на лице его не было даже намека на дружеское расположение. — По какому праву ты находишься здесь?

Слева от Сарнода послышался голос Бесшумной Птахи, неожиданно исполненный волнения:

— Если не Сарноду, то кому я тогда служил все эти годы?

— Вы что, оба свихнулись? — воскликнул Сарнод. — У вас в Низовье разум помрачился? Сарнод — это я!Ты — Гандрил, мой брат, которого я по ошибке сослал. А ты, Бесшумная Птаха, обязан слушаться меня, если не хочешь неприятностей, ибо я твой хозяин.

— Я готов служить. Что прикажешь мне сделать? — неожиданно близко раздался голос Птахи.

Не успел чародей ответить, как Уста изрекли:

— Иногда отражения становятся тенями.

— Возможно, так оно и есть, — согласился Бесшумная Птаха. — Только какое это имеет значение сейчас?

Вновь послышался вопль. Уста явили Вендру, такую же постаревшую, как Гандрил, но вместе с тем почему-то совсем юную.

— Теперь служить я буду вдвойне старательней, — сказал Бесшумная Птаха Сарноду. Тот при виде Вендры проигнорировал его слова и оставил постепенно затухающую обиду на оскорбление Гандрила.

— Прекрасная, восхитительная Вендра, — сказал он, для того чтобы проверить действие сорвавшихся с губ слов. Паника затопила его: он ничего не чувствовал, совершенно ничего.Ни страсти. Ни ненависти.

Вендра же смотрела только на Гандрила, а тот — на нее, и взгляд его, в отличие от взгляда Сарнода, был глубоким и любящим. Он обнял Вендру, повернувшись спиной к брату, они словно заново знакомились друг с другом, а Сарнод тем временем наблюдал за ними и колебался, не зная, что же предпринять дальше.