Между тем рыба, глядя на окружающие ее видения, сопровождаемые странными звуками, напоследок еще раз выдала утверждение:

— Я — Сарнод! — хотя она уже не понимала значения этих слов и, сказав так, подвела черту под всеми спорами: мощным рывком она метнулась к смутно осознаваемому источнику своих страданий и в два счета проглотила застигнутого врасплох Сарнода. Беспорядочно замелькали наполовину оформившиеся острые копья. Рыба бросилась к огромному окну, выскочила наружу и нырнула в прохладные печально-темные воды озера; родная стихия обласкала ее. Все заклятья Сарнода улетучились вместе с его последним придушенным воплем: Бесшумная Птаха с тяжким вздохом устремился в Эмбелион, и где-то очень далеко Т'сейс ощутила кардинальные изменения в мире. Исходящие из Уст мудрые изречения затихали по мере того, как рыба уходила все глубже и глубже, погружалась в мутный ил на дне озера. И поскольку последнее поручение Сарнода подошло к своему логическому завершению, ей осталось только беспамятство и безмыслие, никакой чужой власти и много вкусных саламандр там, куда свет умирающего солнца проникает лишь бледным и быстро затухающим воспоминанием.

Первым произведением Джека Вэнса, которое я прочитал, стала повесть «Хозяева драконов». Когда мне было двенадцать лет, нас, школьников, повели на экскурсию в библиотеку, где я и нашел эту книгу. Она так меня поразила, что я разыскал рассказы Вэнса об Умирающей Земле. В детстве мне очень нравились приключения и диковинные истории.

Взрослея, я полюбил Вэнса еще больше, потому что находил в его книгах много того, чего не замечал раньше. Например, Кугель — это такой человек, который делает все, чтобы выжить в очень и очень жестоком мире. И его можно назвать скорее антигероем, чем героем, потому что его действия в нравственном отношении подчас весьма сомнительны. Иногда он даже излишне жесток. Что же помогает ему при этом не выглядеть отвратительным? Прочие негодяи. Всегда есть кто-то хуже него, против кого мы готовы выступить.

Также, уже будучи взрослым, я оценил гениальность фантазии Вэнса. Подростком этого не замечаешь — торопишься скорее прочесть, чтобы узнать, что там дальше, а не наслаждаешься чтением и к стилистическим изъянам относишься гораздо снисходительнее, а к языковым изыскам — проще. Поэтому в юности я не считал Вэнса более выдающимся писателем, нежели другие. А теперь, возвращаясь к его книгам, я в самом деле нахожу в них и глубоко ценю высочайшее качество письма и удивительный, но довольно-таки черный юмор.

Что касается моего собственного творчества, замечу, что у меня всегда находила отклик идея о том, что Вэнс творит в жанре «научного фэнтези», или научной фантастики, повествующей о далеком будущем, которая при этом читается совсем как фэнтези. Хотя у меня нет серьезного научного образования, мне нравится думать, что читатель так толкует написанное: он сквозь пальцы смотрит на все «заклятья», полагая, что это некая высокоразвитая форма нанотехнологий, сегодня для нас непостижимая. Таким образом, Вэнс, а еще Кордвейнер Смит оказали колоссальное влияние на мой роман «Veniss Underground» и относящиеся к тому же циклу рассказы. Без Вэнса и Смита я никогда не взялся бы писать научную фантастику.

Всеобъемлющие влияние Вэнса на меня трудно переоценить. Карьера некоторых писателей оказывается длительной и продуктивной, за свою долгую жизнь они становятся культовыми. С Вэнсом дело обстоит иначе. Он был новатором и в конечном итоге повел за собой всех. Сомневаюсь, что без Вэнса могли бы воплотиться некоторые концепции в моем творчестве, а также в работах других авторов. Еще мне кажется важным то, что его влияние широко распространилось на разные направления художественной литературы. Это оттого, что читатель может по-разному трактовать сказания Умирающей Земли: читать их как чисто фэнтезийные истории, видеть в них реальность далекого будущего или рассматривать их в качестве постмодернистской игры, ведь в них столько подтекста. Вот что, на мой взгляд, делает эти рассказы классикой и объясняет неослабевающий интерес к ним как писателей, так и читателей.

Судье Рабдайну из Каиина нравилось избавляться от преступников, сбрасывая их в глубокое ущелье, что граничило с его дворцовым садом.

Да, пропасть была глубока, с отвесными стенами, но дно ее устилал мягкий песок, так что частенько объекты недовольства Рабдайна выживали после падения. И судью это вполне устраивало — ведь веселье переходило в новую стадию. Багряными летними вечерами его кресло выносили на балкон, который нависал над садами и с которого открывался прекрасный вид — в том числе и на пропасть. Отсюда судья с улыбкой наблюдал за забавными кривляньями наказанных злоумышленников, бесплодно пытавшихся выбраться из ущелья или дравшихся друг с другом. Чтобы раздразнить этих бедолаг еще сильнее, Рабдайн поощрял разведение на краю пропасти вьюнков из Саскервоя, растений с длинными черными побегами и алыми листьями, формой и свойствами напоминающими бритвы, — они могли самостоятельно двигаться, и над каждым черенком располагались маленькие прожорливые ротики. Почти каждый новичок, сброшенный в ущелье, пытался спастись, хватаясь за лозы и карабкаясь по ним — обычно это стоило ему пальца или носа, — но никому никогда не удавалось одолеть и первой трети пути: несчастный неизменно выдыхался и шлепался обратно.

Садовники Рабдайна ограничивали подкормку вьюнков ради поддержания остроты их листьев; нехватка пищи со временем начинала сказываться — заключенные быстро отучались хвататься за лозы, и голодные растения принимались охотиться сами, ловя любую пташку или летучую мышь, неблагоразумно оказавшуюся в зоне досягаемости жадной листвы.

Преступники в пропасти плели из ремешков собственных сандалий пращи и метали в гущу лоз маленькие камешки, вынуждая растения ронять пойманные жертвы, после чего жадно бросались на изорванные клочья мяса и уносили их в свои шалаши, сооруженные в наиболее глубоких нишах стен ущелья. Так люди обеспечивали себя продовольствием.

Как-то раз судье Рабдайну чем-то не угодил горный инженер из Эрзе Дамата; его, перед тем как сбросить в пропасть, обыскали не слишком тщательно. Инженер загодя припрятал в сапогах кое-какие инструменты; оказавшись в неволе, он укрылся под нависающим скальным выступом и принялся терпеливо вгрызаться в пористые пласты, вырубая себе глубокую пещеру, чтобы прятаться там от зимнего града и тоскливого багрянца солнечных лучей.

Со временем труды обеспечили инженера и прочих заключенных водой, поскольку удалось наткнуться на подземный родник, избавивший людей от необходимости собирать кровавую росу, падавшую с лоз на заре. Вскрытая инженером золотая жила снабдила заключенных платежными средствами — они понаделали драгоценных кругляшей и стали обменивать их на определенные блага.