Я заняла свой наблюдательный пункт около окна и приготовилась к подаркам судьбы. Первым таким «подарком» стал Владимир Иванович, он же «старый козел».

Он выполз из своего купе, проверяя обстановку. Не заметив рядом ничего опасного, он с независимым видом подошел и заговорил со мной, как со старой знакомой.

— Ну, как вам наш вагон? — усмехнулся он.

— Вполне пристойно, — ответила я.

— К сожалению, в СВ теперь ездит всякий сброд, — понизил он голос, делясь сокровенным. — То ли дело раньше!

Я сомневалась, что он ездил в СВ всю свою жизнь, но не стала с ним спорить.

— Генералы, профессора, артисты… — перечислял он, сопровождая каждое слово выразительным жестом. — Остальные — будьте добры, в плацкарт. Потому что в купе ездил солидный народ, не чета нынешним.

По его словам выходило, что он хорошо помнит дореволюционную Россию, довоенную — как минимум, а выглядел максимум на пятьдесят пять.

— Мне скоро пятьдесят, — поделился он секретом, — и я повидал на своем веку всякое… — Или он сбавил себе пяток-другой лет, или был болен какой-то серьезной болезнью.

И пока он пересказывал мне это «всякое», я пришла к выводу, что болеет он «головой». Такую дичь может нести только контуженный человек, особенно если пытается таким образом произвести впечатление на молодую женщину. Я понимала теперь бедную Стеллу, которая вынуждена была выслушивать его вот уже в течение двух дней.

— Мне очень нравятся поезда в Европе, — сказала я, чтобы прервать его юношеские воспоминания.

— Евро-о-па, — поддержал он меня с энтузиазмом, и целый фонтан брызг сорвался с его губ вместе с этим словом. — Куда нам до нее!

— Вы там бывали?

— Разумеется, — ответил он, и по тому, как быстро он перевел разговор на другую тему, я поняла, что он соврал.

Я улыбнулась, но Владимир Иванович, неправильно расценив мою улыбку, приободрился.

— У вас прекрасная улыбка… — начал было он, но тут же осекся. По его глазам я поняла, что он увидел за моей спиной что-то страшное.

Обернувшись, я поняла, что именно: из своего купе вышел Борис Алексеевич, который ничего плохого ему пока не сделал. Но, видимо, у Владимира Ивановича были по этому поводу свои соображения.

Он не произнес ни слова, пока Борис Алексеевич не поравнялся с нами.

— Здравствуйте, — поприветствовала я того на правах старой знакомой.

— Добрый день, — ответил мне Борис Алексеевич вежливо, но настолько холодно, будто мы не просидели с ним вчера за одним столом весь вечер или будто не были знакомы совсем, после чего отправился в тамбур по своим делам, а на обратном пути и вовсе не проронил ни слова и даже не взглянул на меня.

Меня настолько изумило его поведение, что я пропустила несколько фраз опять разговорившегося толстяка, и поэтому его вопрос застал меня врасплох:

— А вы как думаете?

— Я с вами согласна, — улыбнулась я. Надо же было что-то ответить.

По тому, как он отреагировал на мои слова, я поняла, что согласилась с какой-то его безумной фантазией. Моего согласия он явно не ожидал и теперь сиял, как медный таз.

— Вы мне напомнили сейчас одну мою знакомую… — начал он очередной длинный монолог, и я опять отвлеклась.

«Что бы это могло значить? — думала я. — Отчего такая холодная вежливость? Такое впечатление, что он позволил себе вчера что-то лишнее и теперь жалеет об этом. Но он не позволил ничего такого, что… Или я не заметила? Но что? Или дело в другом? Может быть, я заслужила его холодность тем, что разговариваю теперь с этим толстяком? Что за детский сад! Он слишком умен, чтобы смешить меня сценами ревности! Да и с какой стати?»

— А позвольте вас спросить, — услышала я и вынуждена была снова переключить внимание на своего собеседника, чтобы не оказаться в дураках. — Зачем вы едете во Владивосток?

— Путешестую, — ответила я, — а вы?

— Ну, мы — совсем другое дело, работа… — неопределенно ответил он.

— Надолго?

— Денька на три-четыре, а может, на неделю.

— А что не по воздуху?

— Знаете, как говорится, тише едешь — дальше будешь.

— Впервые будете во Владивостоке?

— Второй раз, но первый лет десять назад, так что боюсь не узнать Владика.

Дальнейшие его воспоминания не произвели на меня впечатления и никаких полезных сведений о себе не содержали, поэтому я постаралась закончить наше «рандеву» при первой же возможности.

Еще рано утром мы проехали Самару, поэтому обед нам принесли уже недалеко от Оренбурга.

На этот раз я делила его с моим новым соседом по купе, Геннадием Родионовичем, как он представился мне за полчаса до обеда.

Геннадий Родионович сменил свою майку на довольно элегантную рубашку и, хотя и остался в зеленых спортивных штанах, приобрел довольно цивилизованный вид. Чтобы рассмотреть меня как следует или же просто для солидности, он нацепил очки в золотой оправе. Из всего этого я сделала вывод, что он смирился с моим присутствием в его купе и даже стремится произвести на меня впечатление.