Однообразный рисунок обоев, кстати, наклеенных аккуратно, без пузырей, украшали репродукции картин Рафаэля, Тициана, Лукаса старшего. С одной стороны, это, конечно, было неплохо и говорило о высоком художественном вкусе, только хозяева комнаты красивым каллиграфическим почерком, больше похожим на затейливую вязь, с помощью туши и плакатных перьев нанесли на каждую репродукцию собственные комментарии.

Содержание комментариев было таковым, что опытная райкомовка покраснела, как первоклассница, и отвела глаза. К потолку. А его по диагонали пересекала извилистая цепочка отпечатков босых ног. Следы закачивались в углу, где той же тушью была нарисована лужа. Райкомша поспешно перевела взгляд на другой угол.

В другом углу располагалась достопримечательность общежития и гордость хозяев комнаты. Её автор затратил больше недели на создание этой, как он полагал, красоты.

Это была огромных размеров паутина, искусно сплетённая из лески. На ней восседал такой же огромный паук. Немного пластилина, проволоки, пудры, шерсти с воротника куртки, а главное, много-много воображения, и паучище получился как живой. Его даже несколько раз спросонья пугался сам создатель. Дело в том, что конструкция вышла чрезвычайно чувствительной ко всяким колебаниям. Стоило в другом конце общаги хлопнуть дверью, как паук начинал раскачиваться в своей паутине. Со стороны это выглядело очень натурально, особенно для неподготовленного зрителя.

Когда женщина увидела «достопримечательность», её глаза сначала широко раскрылись, а когда проклятая животина вдруг начала раскачиваться, то и вовсе закатились под лоб. Колени райкомовки вдруг подкосились, и не поймай её подполковник, рухнула бы кулём на пол. Оказывается, она до ужаса боялась пауков.

– Завтра с вами разберусь, дизайнеры, мля! – уже из дверей со спутницей на руках крикнул начпо и удалился. Вероятно, приводить её в чувство.

А хозяева комнаты некоторое время продолжали стоять в недоумении, пытаясь понять, в чём они провинились, и кто это такие – дизайнеры.

Что было дальше в тот день, того «дизайнеры» не ведают. В понедельник утром на построении начпо взял слово, как всегда, после командира полка.

– Товарищи офицеры, вчера я совместно с представителем райкома комсомола проверил бытовые условия офицерского общежития. Конечно, отдельные недочёты есть, но в целом представитель райкома остался очень доволен жизнью и бытом наших офицеров.

Обещанного разноса не случилось, что ни говори, а отходчивый и душевный человек этот начпо.

Начальник Главного управления космических средств генерал Шлыков прилетел в наш заполярный ОКИК [72] около десяти часов вечера, но ещё с борта самолёта он объявил части полную боевую готовность, и карусель закрутилась. Личный состав отделов, поднятый по команде «Сбор», спешно получал оружие и рассредотачивался по техническим зданиям; в общежитии двухгодил одеялами завешивали окна, соблюдая светомаскировку. Офицеры, проживающие в близлежащем городе, подняв трубки одновременно зазвонивших телефонов, услышали там бодрую песню Аллы Пугачевой «Снегопады – это очень, очень хорошо!», после чего, быстро экипировавшись и прихватив тревожные чемоданчики, поспешили к уже ожидавшим под окнами служебным автобусам. Гарнизоны из роты охраны, чертыхаясь, заняли штатные места в разбросанных по периметру части взводных опорных пунктах, выметая из стылых ДОТов снег и устанавливая в них печки, пулемёты и полевые телефоны. В спортзале, бряцая оружием, сосредоточился подвижный резерв – тридцать бесстрашных воинов во главе с ветераном афганской войны старшим прапорщиком Азизбековым, готовых перехватить и истребить прорвавшегося врага. Усиленные дежурные смены, забаррикадировавшись от диверсантов и сепаратистов на своих технических зданиях, продолжали выполнение спецработ – война войною, а космосом рулить надо!

У складов Главного инженера грузили имущество в машины самые отчаянные ребята во всех нештатных формированиях части – отряд восстановления боевой готовности, на армейском сленге именуемый АБВГдейкой. По высшему замыслу, АБВГдейка должна была в угрожаемый период молниеносным маршем выдвинуться в секретный полевой район, захватив с собой запчасти от штатных радиотехнических систем. В чистом поле АБВГдейка благополучно пережидала авиационные и ракетно-ядерные налёты, которым противник подвергал несчастную часть. А когда мерзкие америкосы улетали восвояси, АБВГдейка возвращалась обратно и восстанавливала разрушенную технику с помощью своих запчастей.

Неудивительно, что АБВГдейка комплектовалась исключительно лейтенантами – таскать туда-сюда запчасти и мёрзнуть сутками в тундре во время учений охотников не находилось. А если сюда добавить антигуманные выходки химика Ромы Ушакова…

Я знал про ракету «Шрайк», которая наводилась на радиоизлучение и сразу бы разнесла к чёртовой матери наши огромные антенны, спрятанные в белых шарах радиопрозрачных укрытий. Поэтому езду в холодный полевой район с ящиками, полными каких-то транзисторов и гаечных ключей, я воспринимал не как репетицию восстановления боеготовности, а как некий сакральный ритуал, через который должен периодически проходить настоящий мужчина, чтобы подтвердить свой статус. Это позволяло легче переносить неминуемые тяготы и лишения.

Философский взгляд на вещи здорово помог и на этот раз – мы просидели в полевом районе почти двое суток. Убежищ от стужи и ветра не было – чтобы не раскрыть врагам местонахождение секретного полевого района, их заранее не делали. Когда закончились запасы огненной воды, окружающая действительность для АБВГдейщиков понемногу утратила реальность. Осталось только ощущение смертельного холода, глухие удары в ушах (кто-то пытался поставить ротную палатку и безуспешно вбивал кол в вечную мерзлоту), покрытые инеем шерстяные подшлемники со сверкающими оттуда безумными глазами, и над всем этим – разноцветные ленты полярного сияния. Потом обратный марш, апокалиптическая картина дегазации колонны в тридцатиградусный мороз полярной ночи, потоки мыльной воды, трескучие звуки рвущихся при движении заледенелых ОЗК и бодрые выкрики химика Ромы: «Ничего, потерпите, ребята, сейчас погреетесь!» И поднимающееся над горизонтом зарево – добрый химик поджёг для нас «ядерный лес» – с гектар вбитых в землю рядом друг с другом старых водопроводных труб, облитых напалмом.