Враги были повержены, кабак разгромлен!

В синяках и ссадинах, но счастливые и возбуждённые от выигранной битвы выпускники вернулись в училище. Измена случилась на следующее утро. Один из участников битвы обнаружил отсутствие военного билета, скорее всего, утерянного в пылу схватки. После обеда было объявлено общее построение курса и всем стало ясно, что так оно и есть. Вдоль молчаливого строя курсантов-старшекурсников, как ледокол, двигался милицейский майор, за его спиной семенил обиженный метрдотель разгромленного ресторана. Вскоре все восемь участников побоища были вычислены по разбитым физиономиям и сбитым костяшкам на руках.

Через неделю все они были отчислены приказом Главкома ВМФ «… за поведение, несовместимое со званием офицера ВМФ».

Иван, уже побывавший в положении репрессированного, подбадривал товарищей, как мог. Перед отправкой на Красную Горку он на память спорол с рукава форменки пять золотых курсовок и звёздочку.

***

Не выдержав такую новость, отец Ивана слёг с инфарктом. Все восемь репрессированных под командой мичмана после нескольких дней, проведённых в экипаже, погрузились в поезд Ленинград-Мурманск и отбыли для дальнейшего прохождения службы на Северный флот.

Отчисленцы в Североморском экипаже в/ч 40608 задержались ненадолго. Все в течение недели разъехались по разным частям. Все попали в морскую авиацию, но в разные воинские части. Иван попал в Сафоново.

Из первоисточников, рождённых в стенах военно-морского ведомства, следовало, что отчисленные от обучения в военно-морских училищах, в зависимости расположения к ним командования части, должны были отслужить до первого приказа, но не менее полугода. Но если герой излишне резвился, умничал при разговорах с командирами или «качал права», то вполне мог отмотать все два года.

Ивану был не из болтливых, давно носил погоны, но, несмотря на это, не боялся работы, и командир части как-то сразу проникся к нему уважением. Ознакомившись с его послужным списком, он пытался вызвать Ивана на откровенный разговор, но новый матрос всё больше слушал и кратко отвечал на задаваемые вопросы. Командир сам в прошлом был боксёром, парень ему явно понравился. Чтобы не возбуждать нездоровый интерес со стороны любопытных военных, Ивана определили в матросский клуб художником. По заданию замполита он писал плакатным пером бестолковые лозунги, иногда по клеточкам перерисовывал портреты вождей для наглядной агитации, особо не напрягаясь сам, и не попадаясь, лишний раз на глаза начальству. В своей каморке-мастерской он оборудовал себе шхеру, в которой и жил, периодически выходя на прогулки в сопки, да за едой на камбуз. Так бы и дожил Ваня тихо и спокойно до ДМБ, если бы не внезапная проверка политотдела флота.

За окном сентябрьский ветер гонял снег с дождём. Иван, закончив очередной шедевр, на котором с палубы стилизованного авианосца взлетали гордые североморские соколы и алела надпись: «Враг не пройдёт!», прилёг с книжкой на свой топчанчик. Увлёкшись приключениями героев Валентина Пикуля, он не заметил, как в его коморку тихо прокрался незнакомый старлей с кровожадной улыбочкой: «Матрос, ты попал! Это залёт!» – во всю красную физиономию. Политработник явно неплохо отужинал с коньячком и мечтал о благодарности в приказе от начальства за рвение к службе. Иначе говоря, жаждал подвигов, приключений и страстей на задницу своего молодого организма.

Молодой инструктор политотдела оказался на этой должности не без протекции, поэтому рыл землю и стучал копытом со всем своим юношеским напором и энтузиазмом. И стакан во лбу этот энтузиазм явно подогревал.

– Тааащ мааатрос! Почему не в казарме?! – Иван молча отложил книгу и встал, оказавшись на голову выше инквизитора.

– Ты чооо, обурел в корягу, или Устав не для тебя?! Не хрен прятаться тут! – Иван молчал, а политрук всё больше распалялся.

– А ну, бегом в роту, чмо! Нечего здесь валяться, генитальный бицепс качать, мать твою! – и, дёрнув Ивана за рукав робы, врезал ему пинок под зад.

Дальше всё пошло по накатанной схеме. Левый прицельный и правый убойный, отправили рьяного политработника в кратковременный полёт до ближайшей стены, по которой тот и сполз, с чавканьем и стоном утонув в нирване.

А так – всё было без шума и очень эффектно выглядело со стороны.

Иван накинул бушлат и пошёл проситься на ночлег к знакомым кочегарам.

***

Меньше чем через три дня к дверям клуба подкатил УАЗик с надписью «Военная прокуратура» на борту. Два здоровенных морпеха во главе с прапором гигантского размера надели на полкового художника наручники и увезли на гарнизонную гауптвахту. Иван не сопротивлялся и принял процедуру стойко, с традиционным молчанием.

Дело раскрутили быстро. Учитывая смягчающие вину Ивана обстоятельства в виде неадекватного состояния потерпевшего с попыткой унижения человеческого достоинства воина-североморца, которая и вызвала ответную реакцию матроса, военный суд Североморского гарнизона определил виновному в избиении офицера один год дисциплинарного батальона.

Споров на память голубые погоны морского авиатора с буквами СФ, осуждённый под конвоем был отправлен в дисциплинарный батальон Северного флота, называвшийся среди сидельцев «Сорока».