Почти тотчас открылось маленькое окошко в одной из створок ворот.

— Вам чего надо? — неприязненно осведомился охранник, просовывая наголо бритую голову в окошко.

— Милиция, — сказала я, предъявляя только что полученное от Койота удостоверение, — уголовный розыск. Юсупова Антонина Васильевна, капитан.

Лысая голова охранника исчезла, окошко захлопнулось, и через минуту с ужасающим скрипом в сторону отошла правая створка ворот.

— Проходите.

Я прошла через ворота и оказалась в довольно широком пустынном дворе, похожем на солдатский плац.

— К восемнадцатому, что ли? — поинтересовался охранник, закрывая за мной ворота.

— Что? — не поняла я.

— Ну… к восемнадцатому, к Петрову то есть, — поправился охранник, — бандюгана к нам привезли на днях. Все менты… э-э… милиция к нему ходит. Что он такое натворил-то?

— Ведется следствие, — уклончиво ответила я и спросила тотчас: — А сколько раз к нему приходили уже?

— В мою смену два раза, — сказал охранник, — а напарник, который вчера дежурил, говорил, что снова приходили из милиции к нему.

«Странно, — подумала я, — как я поняла из рассказа Грома, Петрова привезли в больницу прямо из отделения, где безуспешно пытались допросить. Вполне законно менты могли зайти к нему… пару раз, выяснить у докторов, как продвигается лечение, и попробовать допросить опять. Но даже два раза — это много. А уж три… Не те ли самые товарищи, посещавшие Осокину, заходили к Петрову, на этот раз представившись милиционерами? Не исключаю такой возможности. В этом случае моя версия о том, что у меня в моих поисках Осокина есть конкуренты, подтверждается. Впрочем, довольно просто проверить — настоящие ли менты нанесли Петрову три визита подряд. Нужно сегодня вечером позвонить Койоту и дать соответствующее задание…»

— Куда мне? — спросила я.

— Прямо, — ответил охранник, — а как через главный корпус пройдете, внутренний двор будет, пересечете его, там левое крыло найдете, а дальше вас проводят…

— Спасибо, — сказала я и добавила: — Большое какое здание. Неужели в городе столько психов?

— Хватает, — усмехнулся охранник.

Я направилась в главный корпус, прошла его насквозь — там мне снова пришлось предъявлять удостоверение — и вышла во внутренний двор.

Здесь царила абсолютная тишина. Я огляделась. Вообще, психиатрическая больница номер один производила впечатление потрясающее. Здание, в котором она располагалась, судя по внешнему виду, было очень старое и во многом напоминало средневековый замок, в первую очередь внушительными размерами, архитектурой и атмосферой мрачного уныния — ни один звук не проникал во внутренний двор больницы.

Входная дверь в левое крыло была закрыта, а сбоку сиял никелированным металлом большой электрический звонок.

Я позвонила.

Открыла мне женщина в белом халате с лицом усталым и равнодушным. Осведомившись бесцветным голосом, к кому и по какому поводу я направляюсь, она заперла входную дверь на ключ и повела меня по гулкому пустынному коридору, по обеим стенам которого чернели прямоугольники железных дверей тюремного типа — со смотровыми глазками и кормушками, запирающимися на тяжелые засовы.

— Пусто здесь у вас, — попыталась я заговорить с женщиной.

— Отделение для буйнопомешанных, — коротко ответила женщина, потом помолчала немного и добавила: — У нас всего трое больных было в этом крыле — двоих вчера перевели в главный корпус. А этого новенького — бандита, к которому вы все ходите, вряд ли скоро отсюда переведут куда-нибудь.

— Почему? — поинтересовалась я.

— Обычно в это крыло помещают алкоголиков, у которых приступы… белой горячки протекают не так, как у других, — пояснила женщина, — они побуйствуют, кризис минует и мы их переводим. А ваш бандит — дело другое. У него паранойя в открытой форме.

— Это поддается лечению? — спросила я.

— Практически никогда, — ответила женщина, — то есть улучшение наступить может, а вот о полном выздоровлении даже и говорить не приходится. А в случае с этим больным… восемнадцатым… Петров его фамилия, кажется?

— Да.

— Случай с этим больным особенный. Болезнь началась вследствие сильнейшего потрясения. Больной почти полностью потерял рассудок. Мания преследования, постоянные галлюцинации… При таком течении болезни человек обычно считается обреченным. Я думаю, что улучшения в его состоянии не предвидится, — закончила женщина, — по крайней мере в ближайшие полгода.

Я сочувственно качнула головой.

— Вот мы и пришли…

Женщина остановилась напротив одной из дверей.

— Только недолго, — сказала она мне, — через два часа ему процедуры назначены, а после посещения вашими коллегами у восемнадцатого… у Петрова всегда ухудшается состояние. Буйствует он.

Женщина потянула засов кормушки. Лязгнув, открылось окошечко.

— Пожалуйста, — сказала она.

— Что это? — удивилась я. — Вы мне не откроете дверь?

— Ни в коем случае, — женщина даже усмехнулась, — разговаривайте через окошко. Он ведь буйный, его поведение непредсказуемо, он нападет на вас, что-нибудь случится, а отвечать буду — я.