Самые близкие люди имеют над нами наибольшую власть, поэтому могут причинить нам самую сильную боль, но именно от них мы имеем право ожидать лучшего отношения. Я только что перенесла самое худшее из того, что могло случиться со мной, и с болью осознала, что потеряла последнее уважение к Видкуну. Мне было жаль его, но в то же время я думала: «Какой он глупый! Какой презренный идиот! Он женился в первый раз, когда ему было почти сорок, и он едва знал, как справляться с одной женой, а теперь он связан со второй женщиной. Да еще какой женщиной!».

Наконец, я произнесла:

— Да, ты знаешь, что я тебе доверяла, как никому другому. Но это теперь неважно и у меня нет выбора. Я сделаю все, что тебе угодно.

Услышав мой ответ, Видкун и Мара вдруг стали более веселыми, оживленными и, видимо, потеряли ко мне интерес, поскольку начали спокойно говорить друг с другом главным образом о предстоящей поездке в миссию.

Я была в таком состоянии, что едва понимала, о чем идет речь. Единственное, что я отчетливо помню из их разговора, было то, что Видкун сказал Маре (мне было даже трудно в это поверить):

— Кстати, твоя фамилия Пасешникова немного банальна и проста. Сейчас у тебя есть возможность взять другую девичью фамилию, которая звучала бы более благородно. Слушай, давай сделаем вид, что Пасешниковой больше нет и теперь твоя фамилия Пасек. Это звучит по-европейски, к тому же она более короткая. Я знаю, что на Украине есть большая и многоуважаемая семья Пассек. Их фамилия пишется с двумя «с», но твоя будет звучать так же, и никто не будет знать разницу. Блестящая идея! Ты согласна? Возражений нет?

— Возражений нет, — ответила непринужденно Мара. Она оставалась совершенно спокойной, словно уже слышала раньше об этой «блестящей» идее.

Я смотрела на них обоих с изумлением. Становилось ясно, что я узнаю обо всех недостатках своего мужа только сейчас. Независимо от того, кому из них первому пришла мысль изменить фамилию Мары, было ясно, что эта идея получила полное одобрение Видкуна. С каких это пор он захотел быть связан с аристократами, к тому же таким обманным путем? Эта только что обнаруженная черта его характера показала его снобизм и пренебрежительное отношение к правде.

После этих приготовлений к визиту в норвежскую миссию мы отправились на встречу с министром. К этому времени я находилась в таком состоянии шока, смешанном с чувством отвращения, что ничто мне больше не казалось важным, и я была согласна на все. Тем не менее я полюбопытствовала, что еще придумал Видкун помимо фокуса с фамилией Мары. Он выглядел таким непредсказуемым и таким не похожим на себя, что у меня возникли опасения о психическом состоянии капитана. Не стал ли невменяемым этот человек — на данный момент единственный, на кого я могла положиться?

В миссии сначала все пошло по плану Видкуна. В назначенное время меня, его и свежеиспеченную мисс Пасек провели в кабинет министра или его поверенного в делах. Он приветствовал Видкуна очень дружелюбно по-норвежски. Затем, повернувшись ко мне, он сказал по-французски: «Возможно, вы меня не помните, госпожа Квислинг, но мы встречались с вами в прошлом году в Осло». Я ответила, что тоже его узнала. Когда Видкун представил ему по-норвежски Мару, поверенный в делах, как мне показалось, несколько удивился, но ничего не сказал, а только поклонился.

После этого последовала довольно-таки продолжительная беседа дипломата с Видкуном по-норвежски. Так как они говорили на своем языке, мы с Марой ничего не понимали. Через некоторое время я заметила, что разговор принял неприятный характер и перешел в спор. В конце концов поверенный в делах сказал мне по-французски, что хочет задать несколько личных вопросов. Я кивнула в согласии.

— Скажите мне откровенно, почему вы хотите развестись со своим мужем? — спросил он.

Я могла сказать ему только правду: что это было желанием Видкуна, а не моим, и что до сегодняшнего дня я не имела никакого представления о том, почему он вдруг принял такое решение, добавив, что в моем положении я не могла возражать.

Затем он спросил меня, обсуждала ли я это со своими родителями; наняла ли я адвоката и подписала какие-либо документы о расторжении брака. Я ответила «нет» на все эти вопросы. Видкун хотел что-то добавить, но его вежливо попросили не прерывать разговор. Поверенный в делах задал мне еще несколько тщательно сформулированных вопросов, и по мере того, как он узнавал мою историю, он все больше приходил в ярость.

После этого он опять заговорил с Видкуном по-норвежски, и вскоре между ними завязался горячий спор до того момента, как поверенный в делах снова перешел на французский, чтобы я могла понять, что происходит. Он говорил громко и с явным возмущением.