Больше деревенские не рискнули связываться. Такой страшной резни не помнили даже дряхлые деды. Беспечность и сытое житьё в течение многих лет оказали им дурную услугу.

Ватажники выгнали навьюченных товаром коней на пристань, скатили на воду плоты. Загрузились. Последним покинул деревню Ингрельд.

Плыли весь оставшийся световой день. Ночью плыть не рискнули – не зная реки, побоялись напороться на мель.

Пока солнце окончательно не село, пристали к пологому правому берегу, заросшему диким, труднопроходимым лесом. В одном месте, где лес отступал от воды на несколько десятков шагов, причалили. Осторожно вывели коней с плотов, выкупали и напоили их, потом стреножили, дабы не смогли уйти, и пустили пастись на поляну. Отгородив нарубленными жердями загон, загнали туда овец и баранов.

Вокруг котлов разложили несколько огромных костров, очистили от перьев птицу, выпотрошили её, побросали в кипящую воду. Гусиные перья отложили в сторону – пригодятся для оперения стрел.

Ватажники не ели – они жрали! Чавкали, рыгали, сопели, грызя с утробным звуком мослы, обгладывая дочиста кости; обливаясь и обжигаясь, хлебали горячий, жирный бульон. Набивали животы так, что приходилось развязывать пояса. Взахлёб пили крепкое пиво, мед и сладкую, хмельную брагу. Они ведь толком не ели с того момента, как покинули Городище. Привыкшие, в далёких и тяжёлых переходах, голодать неделями, ватажники никогда не упускали случая набить пузо – а то когда теперь придётся!

В эту ночь упившихся и обожравшихся ватажников охранял сам Щука. Даже Кудыма и Ингрельд еле-еле шевелили языками и частями тела. Гондыр, как и Щука, хмельного пить не стал. Он помнил свой обет на Мань-Пупу-Нер: охранять Кудыму. Несколько раз между пьяными возникали драки. К счастью, до применения оружия дело не дошло. Ограничилось обычным мордобоем – а не то к пятерым, которых ватага потеряла при захвате каравана в деревне, добавилось бы ещё несколько человек.

Утром, злой после бессонной ночи, Щука пинками начал поднимать ещё не вполне пришедших в себя после вчерашней попойки ватажников. Один из них было огрызнулся, но получил такую затрещину, что отлетел на пару-тройку шагов, разбрызгивая кровавые сопли.

Вокруг глухо заворчали, кто-кто обнажил нож.

– Ах, вы мерзоты, погань, рвань, псы смердячие! – Щука, казалось, вот-вот задохнётся от душившего его гнева, – вы что, думаете, если случайный богатый караван взяли почти без потерь, так теперь можно ужраться? Если соплячьё из охраны да ожиревшую деревенщину побили, то – всё? А никто из вас не задумался, что весточка побежала по другим деревням? Наше счастье, ары не имеют постоянного войска за ненадобностью. Но это не повод расслабляться! Та же деревенщина может нам вослед пустить погоню на многих лодках. Одна лодка пятерых возьмёт. Вы же все упились! Вас можно было вязать голыми руками! Да, видно, пока что не судьба вам в петле болтаться. Убитых они, видимо, хоронят – сейчас не до вас. У нас же товар не разобран, толком не упакован. Время ли пить? Нужно срочно отплывать и выходить из земель аров к булгарам. Учтите, реки здешней мы не знаем. Ары же здесь ведают каждую отмель, каждый бурун и водоворот. Значит, так: если кто ещё себе подобное без моего или шаманского разрешения позволит – не обижайтесь, вешать буду лично.

Ватажник, обнаживший нож, всё ещё пьяный, в ответ выкрикнул:

– Да твой земляк сам в дуплину пьяный был. Его вон и сейчас шатает. Что, не так?

Гондыр спокойно подошёл к ватажнику, вывернул ему руку, вырвал нож. Потом дал под зад мощного пинка и глухо произнес:

– Я красно говорить не умею. Но воевода прав. Если кто ещё поперёк тявкнет, вешать не буду, но зубы на раз вышибу. Меня железяками не испугать. Ясно? Теперь надо почистить котлы, сварить похлёбку, разобрать товар, осмотреть плоты и отплывать отсюда подальше. Кто знает, может ары уже прознали, где мы остановились, и спешат сюда.

Ватажники, кряхтя и постанывая, а про себя – поругиваясь, начали потихоньку оживать, шевелиться. Кто-то заскреб по котлам песком, кто-то пошёл рубить сушины для костра, кто-то тащил с плотов тюки и вязанки. Некоторые сели поправлять оружие или доспехи. Двое с угрюмыми лицами вышибали затычки из бочонков с пивом, опорожняя уцелевшие меха с медовухой и брагой. Стоял густой запах хмеля, ватажники сглатывали слюну, но воеводе перечить боялись. Все знали Щуку. И все знали: слов он на ветер не бросает. Как сказал, так и сделает. Даже если во вред себе. Он – воин известный, до железа жадный. Один на один уложит любого из ватаги. Кудыму же откровенно боялись. Тёмный человек, страшный. Слава про него идёт жуткая. Ингрельд, с виду хоть и простой парень, но за своих друзей заступится, тут и к волхвам не ходи. Каков он в бою – все недавно видели. Гондыр – слишком опытный вояка, чтобы на него кидаться, не раздумывая. Если эти четверо плечом к плечу встанут – всю ватагу разом разобьют. А шаман их потом ещё и к Ящеру отправит, на муки вечные. Хотя рано или поздно все в его лапах будем, но лучше погодить.

Гондыр отыскал глазами викинга:

– Ингрельд, ты как?

Ингрельд смущённо водил прутиком по земле:

– Не беспокойся, нормально. Сейчас вот подсчётом прибытка с воеводой займёмся. Да не смотри ты на меня так! Ну, расслабился слегка после боя. С кем не бывает? Не все же такие железные, как вы со Щукой.

Гондыр подсел к Кудыме. Тот отвернулся от старого воина. Краска стыда залила щёки шамана. Гондыр понял, тихонько похлопал Кудыму по плечу и отошёл.

Да, Кудыме было стыдно. Очень. Как же так? Ну ладно, эти лихие ребята, что пошли с ними в поход, живут сегодняшним днём. Удалось удачно захватить караван? Прекрасно, можно и погулять на славу! Завтра наступит только завтра. Но он-то? Как поддался такой беззаботности? Как мог забыть наказ богов? Как мог забыть пустое Древо Мироздания? Почему Щука и Гондыр сдержались? С Ингрельда взять нечего – этому свею ничего, кроме боя и пира после него, не надо. Но ведь он тоже, как Щука и Гондыр, пошёл за Кудымой не ради возможности обогатиться. Это для него второстепенное. Он предложил свою помощь без всякой корысти, с открытым сердцем. А коли подвернулось под ногу случайное богатство – отчего же не воспользоваться? Убили много людей, и не только здесь. В разных местах Земли за это время прошли десятки боёв, схваток, убийств. Каждую минуту кого-то убивают, кто-то умирает сам. Надо торопиться завладеть ножом, вернуться на Мань-Пупу-Нер, пока не произошло непоправимое зло. А он, Кудыма, бражничает. Поёт хмельные песни, радуется удачной добыче, доброму бою. Да что с ним такое? Ладно, довольно заниматься самобичеванием. Пора души погибших проводить сквозь туманы и хмари миров на ветви Мирового Дерева. Пустое там Древо или нет, ворует ли кто-то души – свои обязанности нужно исполнять. Делать, что положено, а дальше – будь что будет.

Десятки глаз смотрели на шамана.

– Ставьте шаманский чум [26] , – Кудыма поднялся, властно показал рукой:

– Вот здесь.

Несколько человек под руководством Гондыра приступили к постройке чума.

Около полудня ватага поплыла дальше.

Из земель аров выбирались пять дней. Плыли только днём. Два раза отбивались от лодок, которые устремились за ними в погоню. Один раз отбили нападение, будучи на берегу, когда рано утром ватагу попробовали атаковать с воды, командой высадившись из долблёнок. Часовые не прозевали. Тревога была поднята вовремя, ары отступили под ливнем стрел, успев, однако, серьёзно ранить троих коней и одного воина. Коней пришлось прирезать. Непривередливые в еде ватажники пустили их в котёл. Хотя мясо было жёстким, как подошва, и пованивало псиной, съели вмиг – только за ушами трещало. Раненного в живот стрелой сотоварища, по его же просьбе, добили. Наконечник у стрелы был из рыбьей кости, и после проникновения в тело разбился на много частей, причиняя раненому страшные муки. После Кудыма совершил полагающийся обряд. Но это были лишь внешние символические действия. Провожать было некого – душа исчезла. Шаман этому больше не удивлялся. Относился спокойно. Словно что-то запеклось в душе Кудымы, осталась лишь холодная ненависть к неведомому похитителю. Он жаждал теперь только одного – добраться до ножа. Хотя во время последнего посещения одно его немного порадовало: Древо не было абсолютно пустым! Несколько птичек оме, в которых превращаются души умерших людей, ожидая своей очереди вселиться во вновь рождённое тело младенца по достижении им трёхлетнего возраста, сидели, нахохлившись, на его ветвях и ждали своего часа. Их было очень мало, но это лучше, чем совсем ничего. Значит, Крадущий Души пока не вошёл в полную силу. Некоторые души с помощью шаманов успевают прорваться через его препоны. Либо, чтобы захватить всех, ему пока не хватает могущества.