Мое горячее желание, — чтобы такой перелет, как мой, каждый из вас мог бы совершить не хуже меня.

Но я хочу воспользоваться случаем и вернуться к вопросу о «мертвой петле». Ведь для нас, военных летчиков, петли все еще под запретом. Я считаю, что «мертвая петля» должна быть обязательно включена в программу обучения военных летчиков! В будущей войне «мертвые петли» сыграют громадную роль. Борьба в воздухе будет напоминать нападение ястребов на ворон. И разве найдутся среди вас такие, которые захотят оказаться в положении ворон!..

У задних столов — там сидели ученики-летчики — вспыхнули дружные хлопки.

— Да! Не курицами и мирными голубями, а ястребами должны мы быть, защищая Отчизну! — воскликнул Петр Николаевич. Он с задором вновь рожденной мысли поглядел на присутствующих.

— Помянете мое слово: как только начнется война, начнутся и бои в воздухе. Нужно предусмотреть, чтобы у летчиков было с собою оружие. А пока его нет, что вы скажете о том, чтобы рискнуть толкнуть вражеский аэроплан колесами своего шасси?

Офицеры громко засмеялись, принимая его слова за шутку.

— Я серьезно об этом думаю, господа! — продолжал он. — Смелыми эволюциями аэроплана принудить врага к приземлению в расположении наших войск, а если враг не покорится — таранить его в небе! Разумеется, такое дело по плечу лишь искусным и отважным. Но я думаю, на Руси в таких молодцах недостатка не будет!

— Браво, Нестеров! — сипловатым голосом воскликнул генерал Кованько, подымая руку с бокалом. — Люблю русское удальство! Выпьем, господа, за капитана Нестерова!

Его голос заглушили шумные приветствия офицеров.

— Если тебе нужна будет какая-нибудь помощь, приезжай прямо ко мне. В моем доме всегда самовар с разведенными парами! — Кованько положил тяжелую руку на плечо Нестерова.

— Нужна помощь, ваше превосходительство. Я привез чертежи своего аэроплана и хочу построить его на московском заводе «Дукс».

— Помогу! У меня есть покладистые господа в Думе, — подмигнул Кованько.

Петр Николаевич повеселел и, сам не замечая, запел вполголоса:

Куприн снова подошел к Нестерову, подсел к столу.

— Я часто бываю в Гатчино. Меня тут знают все — от пристава Василь Васильича до бродяги и контрабандиста Фильки. Дружен я и с летчиками. Мне рассказывали о странной болезни среди авиаторов, которая называется «потерей сердца». Вот летает человек, его даже считают смельчаком, и вдруг чувствует внезапный и непреодолимый страх перед небом. «Я потерял сердце», — говорит он себе и уходит, навсегда уходит из племени авиаторов. Это правда, Петр Николаевич?

— Правда, — ответил Нестеров задумчиво. — Бывают такие положения в воздухе, когда аэроплан не слушается летчика. Да, не слушается. И это пугает. По существу, все что я предлагал — и глубокие крены, и крутые развороты, и мертвая петля, — не что иное, как противоядие, лекарство против «потери сердца».

— Интересно! Когда-нибудь я напишу рассказ об этом, — сказал Куприн. Он хотел добавить, что его интересует именно Петр Николаевич Нестеров. Он хотел бы узнать о его детстве, о его жизни, чаще встречаться с ним и слушать его, наблюдать его, попытаться понять его душу, без чего нельзя браться за перо.

Но он ничего не сказал ему больше. Только сидел, подперев руками крупную гривастую голову…

Пока Нестеров гостил в Гатчино, Адольф Пегу успел переехать в Москву и начал там демонстрацию своих полетов. Петр Николаевич хотел увидеть его искусство, и, кроме того, он намеревался установить связи с заводом «Дукс», имея при себе рекомендательные письма генерала Кованько и двух депутатов Государственной Думы.

На следующий день Петр Николаевич выехал в Москву.

Вечером 14 мая 1914 года в большой аудитории Политехнического музея было многолюдно. Профессор Николай Егорович Жуковский развернул большой лист ватманской бумаги и прикрепил его к кафедре.

— Господа! — сказал он. — Сегодня мы чествуем нашего французского гостя Адольфа Пегу, «мертвые петли» которого вы все видели.

Говоря о теоретическом обосновании фигурных полетов, я хочу рассказать, что свыше двадцати лет назад, еще в 1891 году, нами демонстрировалась диаграмма, на которой, как вы видите, в числе возможных траекторий аэроплана показана и «мертвая петля».

Да, господа, «мертвая петля» — новое и весьма веское слово в науке, сказанное героями-авиаторами. Наука — не пантеон, где покоятся великие мертвецы, не поклонение богам, а поиски, неутомимые поиски нового, не раскрытого человечеством, отвоевание у Природы ее тысячелетних тайн — вот истинные пути науки!