— Ясно. Очень вам благодарны, — встал Бендер.

— Премного благодарны, встал и Балаганов.

Уже выходя из комнаты, Остап спросил:

— А не попадал к вам, уважаемая хранительница, фотоальбом героя революции Клебанова?

— Фотоальбом? Нет. О нем ни слова в наших исследовательских документах. О нем я даже и не слышала в разговорах. А что там могло вас заинтересовать?

— Фотографии его семьи, родственников, другие какие-нибудь снимки.

— Понимаю, но к сожалению… — развела руками женщина.

Распрощавшись с весьма полезной для компаньонов хранительницей музея они вышли из музея через двор, мощенный камнем.

Остап сказал:

— Время уже за полдень, Шура. Адам нас заждался.

— Да и пообедать уже не помешало бы нам, командор.

— Верно, братец Шура, и пообедать и поразмыслить. А может, вначале по адресу на Керченскую, где проживал Клебанов? — остановился Остап. — Я говорил и говорю, дела ковать надо пока они горячие…

Расспросив у прохожих где нужная им улица, компаньоны устремились туда. Путь их пролегал мимо гостиницы, где их ожидал непревзойденный автомеханик — старший компаньон-искатель.

Подойдя к гостинице они обнаружили что «майбаха» на том месте, где он стоял утром нет. А когда осмотрелись, то увидели автомобиль в тени за гостиницей. А верный Адам Казимирович, подняв капот его, копался в моторе.

— Что, Адам, неполадки в моторе, не можем ехать?

— Нет, нет, всё в порядке, к вашим услугам, Остап Ибрагимович. Как успехи?

— Порадоваться еще нечем, но надежды имеются, как говорил мой одесский знакомый, когда его осудили на год, то надежды его были выйти досрочно, через двенадцать месяцев, — улыбнулся Остап.

Приехав на Керченскую, где проживала геройская семья революционера Клебанова, они без труда нашли нужный номер дома и остановились возле него. Дом был немного похожим на дом Семенякиных, но здесь родственников Клебанова искатели не нашли.

Но в домике из ракушечника, обильно выбеленном известью, жили совсем другие люди. Никодимов, такова была фамилия нового хозяина этого дома, сообщил, что после смерти Клебанова его жена вместе с детьми уехала к родственникам в Одессу.

— И они в Одессу? — не сдержался вопросом Балаганов.

Остап грозно посмотрел на него и пояснил:

— Это мы были в другом месте и нам там сообщали, что друзья Клебанова тоже уехали в Одессу.

— А-а, понимаю, оно так в жизни, товарищи. Человек ищет где ему лучше, — пыхнул ароматным дымком из трубки хозяин бывшего дома героя-революционера. — Так вот, и уехали, значит.

— А не остались ли вещи какие-нибудь? Не можете нам сообщить? — испытывающе глядел на Никодимова Бендер.

— Нам надо это и для радио, и для газеты, — вставил Балаганов.

— И для музея, — вдруг дополнил Козлевич, тоже присуствовавший при этом разговоре, так как автомобиль стоял в тени акаций у ворот дома под неусыпным его оком. Он сидел у распахнутого окна, откуда просматривалась вся улица.

— Да нет, какие тут могли быть вещи. Жили они бедно. Дом этот и обстановку тутошную мне и попродали. А одежу, та нужное из посуды, конечно, взяли с собой. И на пароходе, значит, и отплыли к родичам, товарищи.

Некоторое время спрашивающие гости и хозяин помолчали. Затем Бендер промолвил:

— Да, сведения очень скудны, очень скудны, товарищ Никодимов. Такой герой-революционер, отдавший жизнь за народ… А вот никак не добьемся исторических данных о нем.

— Да уж так оно, понимаю, жизнь она путана, что хочешь не всегда от неё получишь, и от неё узнаешь, — пыхнул обильно клубами табака Никодимов.

— А в Одессе где семья Клебанова проживает вам, конечно, неизвестно, товарищ?

— Нет, почему, скажу. Оно, значит, так. Когда семья решила уплывать, то ждали весточку откуда… А когда уплыли, то эта весточка-письмо и пришло. Вот если найду… Где-то оно и должно быть где-то тут, — начал искать хозяин письмо в ящиках комода, стола. Долго искал и за всеми его действиями компаньоны наблюдали с явным нетерпеливым ожиданием.

— Нет, не нахожу, не нахожу… — завздыхал хозяин.

— Ну вспомните, вспомните, уважаемый хозяин, поищите, поищите, пожалуйста. Вы нам очень облегчите задачу, — говорил и настоятельно и просительно Остап.

— Да, уж оно конечно… — продолжал искать письмо Никодимов.

— Письмом, дорогой хозяин, вы нам очень поможете, — вдруг проговорил всегда молчащий в таких делах Козлевич.

— Да вот ищу, чего уж тут, хотелось бы вам уважить, — начал снова Никодимов выдвигать ящики комода, перебирать в буфете посуду, звякать даже ножами и вилками. А в одном из ящиков буфета зашуршал бумагами какими-то. А потом из нижнего ящика комода вытащил огромный альбом в сафьяновом переплете. Сдул с него почему-то пыль, он раскрыл его.