— Детка, они такие же бандиты, как мы с тобой.

— Но за тебя не обещали вознаграждение, — возразила Вероника.

— Вознаграждение? Зачем тебе вознаграждение? Твой муж богат.

— Он скуп, и ты об этом знаешь.

Ларин покачал головой:

— Он не скуп. Просто ты слишком много тратишь.

— Может быть, и так. Но иначе я не умею. Мне нужны деньги, Ларин.

— Они всем нужны.

Несколько секунд Вероника молча на него смотрела, ожидая, что он еще что-нибудь скажет, затем тряхнула волосами и решительно произнесла:

— Ладно. Я знаю, что делать.

Она взяла со стола телефон и направилась с ним к ванной.

— Если ты вызовешь милицию, я скажу, что ты звонила по моей просьбе, — сказал ей вслед Ларин. — И по просьбе Барышева. Премию придется разделить на три части, а это не ахти какие деньги.

Вероника остановилась в дверях. Медленно повернулась к Ларину.

— Это нечестно, — сказала она подрагивающим от ярости и обиды голосом.

— В этой жизни все нечестно, — ответил Ларин. — Обещаю тебе, я сделаю все, чтобы ты как можно дольше не видела этих денег. Ты знаешь, это в моих силах.

— Но почему?

— Неважно.

Вероника вгляделась в лицо Ларина, и вдруг ее темные, аккуратные бровки взлетели вверх.

— Ты к ней неровно дышишь! — воскликнула она. — Черт, как это я раньше не замечала! А я думала, такие, как ты, неспособны любить. Интересно, а когда ты развлекался со мной, ты меня тоже любил?

— Я не хочу это обсуждать, — сухо ответил Ларин.

Лицо Вероники стало злым и некрасивым.

— Ладно, не напрягайся, — ядовито проговорила она. — Мне только интересно, почему она? Что такого ты в ней нашел, чего нет во мне?

Ларин несколько секунд молчал, потом ответил с неожиданной серьезностью:

— Она хороший человек.

— Вот как? — Казалось, Вероника не верит своим ушам. — Хороший? С каких это пор тебе стали нравиться хорошие люди? Раньше ты их просто презирал.

На переносице Ларина появилась вертикальная складка.

— Я уже сказал, что не хочу это обсуждать, — произнес он.

Белокурый локон упал Веронике на лоб. Она оттопырила нижнюю губку и яростно на него дунула.

— Ты не можешь мне указывать, — сказала она. — Я все равно сделаю как хочу.

Ларин пожал плечами:

— Пожалуйста. Но тогда я кое-что расскажу твоему мужу, и он вышвырнет тебя на улицу, как блудливую кошку.

Лицо Вероника одеревенело. Она прищурила глаза и медленно процедила сквозь зубы:

— Ты этого не сделаешь.

— Сделаю, — спокойно ответил Ларин.

Несколько секунд Вероника размышляла, потом кивнула своим мыслям и произнесла с холодной усмешкой:

— Кажется, я поняла.

— Что ты поняла?

— Ты хочешь сам заграбастать все денежки. Поэтому и запрещаешь мне звонить.

Ларин брезгливо поморщился.

— Мне плевать на деньги.

— Тогда зачем? Неужели все это для того, чтобы затащить эту сучку в постель?

Ларин ничего не ответил.

— Эй! — послышался из гостиной зычный голос Барышева. — Вы где там? Решили уединиться, голубки?

Вероника повернул голову на голос, затем посмотрела на Ларина и сказала с холодной отчетливостью:

— Берегись, Ларин. Я тоже умею быть злой.

— В этом с тобой никто не сравнится. — Ларин швырнул папиросу в раковину и небрежно обнял Веронику за талию. — Пойдем в комнату, детка, нас уже заждались.

— Ну тебя и развезло, Ларик, — насмешливо сказала Марго спустя полчаса. — Ладно Барышев напился, он хоть художник, а ты-то куда?

— Художник! — криво ухмыльнулся Ларин. — Художник — это человек, который при слове «масло» вспоминает о холсте, а не о бутерброде.

— Однако я тебя не понимаю, Артур, — пьяно заговорил Барышев. — Ты хочешь сказать, что я плохой художник?

— Дерьмо ты, а не художник, — ответил ему Ларин.

Барышев слегка побледнел. Облизнул губы и кивнул:

— Ясно. Значит, я дерьмо. А ты — герой. Послушай, герой, а ты не боишься, что я дам тебе по роже?

— Ты? — Ларин покачал головой. — У тебя кишка тонка. Еще тоньше, чем единственная извилина в твоей корпоративной башке.

Ларин вдруг напрягся и громко рыгнул. Барышев презрительно усмехнулся и изрек, показывая на Ларина вилкой:

— Полюбуйтесь, господа, вот он — человек. Мыслящее существо. «Я мыслю, значит, я существую»!

— Пускай другие мыслят… — проговорил Ларин. — Мне достаточно того, что я существую. И вообще я… никогда… потом… и вообще…