Ей часто задавали этот вопрос, и Грейс всегда отвечала по-разному. Сейчас она вдруг вспомнила о щелястом, продуваемом сквозняками доме, в котором они жили с матерью, и о комнатах пансиона, где топили так плохо, что даже ночью девушки не имели возможности раздеться до сорочки.

– Здесь я впервые узнала, что такое тепло.

– Это хорошо. И все же будьте осторожны. Кожа белых не приспособлена для нашего солнца, – сказал Дамар, но это прозвучало не как забота, а как лишнее напоминание о том, что, как и все остальные англичане, Грейс – чужая в этой стране, на этой земле.

Когда девушка выходила из комнаты, ей почудилось, что она оставляет позади себя нечто очень важное. Почти судьбоносное.

В дороге они с Аруном молчали. Грейс ощущала исходящие от него отчужденность и холод. Когда впереди показался пригород Варанаси, привычная картина с густыми деревьями, под которыми возчики распрягали быков, чтобы те могли пожевать солому и жмых, пока они сами будут печь на огне круглые лепешки, приправляя их солью, чесноком и топленым маслом, она спросила:

– Значит, я по-прежнему твой враг?

– Против вас я ничего не имею. Я раздосадован тем, что ни Дамар Бхайни, ни я не получили желаемое.

– С помощью мести ты не вернул бы себе ни душевное равновесие, ни… жену.

Арун молчал.

– Расскажи, что творится на фабрике моей тети, – попросила Грейс.

– Зачем это вам?

– Если когда-то эта фабрика в самом деле перейдет ко мне, я хочу знать, с чем имею дело.

Арун заговорил, и хотя он старался обойтись без лишних эмоций, в его голосе слышалась боль, которую он так и не смог загнать в дальние уголки души, как не сумел настолько иссушить свое сердце, чтобы оно превратилось в камень.

Грейс стало жаль его, и она спросила:

– Почему ты с Дамаром Бхайни?

– Так получилось.

– Ты мог бы уйти, но не уходишь.

– Потому что мне некуда идти. А еще я преклоняюсь перед ним. В отличие от меня, Бхайни знает, кто он и для чего живет на свете. Я никогда не гнушался бесчестных поступков, а он на редкость благородный человек.

Они расстались за два квартала до улицы, на которой стоял особняк Флоры Клайв. Не зная, что сказать индийцу на прощание, Грейс просто кивнула, и он сделал то же самое. В отличие от Дамара Бхайни, Арун не попросил у нее прощения, но девушка не винила его за это.

На город опустился вечер. Солнце медленно катилось к золотистому краю горизонта. Откуда-то доносились печальные голоса засыпающих павлинов, слышался вечный, как сама жизнь, плеск Ганга. В эти часы над городом словно раскинулась шамиана – сказочный восточный шатер.

Подойдя к воротам теткиного особняка, Грейс с новой силой осознала, что ей не хочется возвращаться.

– Ты цела и невредима? Тебе удалось сбежать?! – воскликнула Флора, окинув внимательным взглядом племянницу.

– Меня отпустили.

– Без выкупа?

– Они поняли, что совершили ошибку.

– Неужели? Тогда их глупость нам на руку, – усмехнулась Флора и добавила: – Пойдем. Ты наверняка устала и голодна. Пережить такое потрясение – это не шутка!

– Со мной хорошо обращались, – сказала девушка. – Скорее не как с пленницей, а как с гостьей.

– Благородные похитители? На мой взгляд, это просто свора бандитов. Полагаю, тебе придется рассказать властям все, что ты знаешь: сколько их, где находится их логово. Похоже, это важное политическое дело. Раджпуты пытаются вернуть отнятое и изыскивают способы вооружить свою армию. Хотя ясно, что, если бы к ним не прибился этот паршивец Арун, они никогда бы не вышли на нас с тобой.

Когда Грейс с Флорой устроились в гостиной за чашкой чая, тетка продолжила:

– Вот гаденыш! Мало того, что хотел задушить меня, так еще посмел протянуть свои грязные руки к тебе! Я рада, что мне все-таки удалось оставить метку на его красивом лице!

Молодой, но далеко не такой привлекательный, как Арун, слуга-индиец держал медный сосуд, из которого струился горячий густой крепкий чай с ароматом кардамона и еще каких-то приправ. Однажды, когда юноша был недостаточно расторопен, Флора отшвырнула чашку. Обжигающий напиток попал ему на руки, но он только кланялся и извинялся.

Грейс не стала задумываться над тем, какие последствия может иметь то, что она собиралась произнести.

– Скорее вы оставили метку в его душе. А еще Арун рассказал, что творится на опийной фабрике.

Взор Флоры был немигающим и холодным, как у змеи.

– И что? Ты ему веришь?

– Ему было трудно не поверить.

– Ты не должна была разговаривать с ним! – взорвалась Флора. – Он едва не убил меня!

– Я могу побывать на фабрике? – спросила Грейс, игнорируя ее тон.