Готовясь в тот вечер к очередному сеансу, Ли сказал, что намерен теперь попытать счастья в другой игре. Теперь он будет играть не в крепе, а в баккара [46] . Кларк не сказал ни слова, поскольку прекрасно знал, что все серьезные игроки были почему-то глубоко суеверны. Так, например, он сам видел, как однажды Ли разъярился лишь потому, что к его столу подошел китаец. "Я подумал, — вспоминал Кларк, — что, возможно, сам приношу ему несчастье, и решил удалиться на некоторое время в соседний "Хилтон". Когда примерно в девять вечера Кларк вернулся в казино, Ли уже исчерпал практически весь свой кредит. За двадцать четыре часа, с тех пор как они приехали в Лас-Вегас, Ли проиграл в общей сложности 240 000 долларов.

В тот же вечер они выехали из отеля "Сизарс-палас" и перебрались в другое казино — "Аладдин", где у Ли тоже был кредит на 250 000 долларов. Он вновь поднялся в номер и совершил весь положенный ритуал. Когда через несколько часов он появился в игорном зале казино в своем одеянии "черного громилы", какая-то женщина спросила у Кларка, не кинозвезда ли это. Администратор и здесь разогнал "мелюзгу", сидевшую за столом, облюбованным Ли. В отличие от коллег во многих других казино Лас-Вегаса владельцы "Аладдина" позволяли своим клиентам делать двойные ставки на проигрыш, т. е. в случае проигрыша платить в два раза больше, чем в случае выигрыша. Это позволяло и выигрывать, и проигрывать в два раза быстрее. Менее чем за 15 минут Ли выиграл 90 000 долларов. Кларк подумал было, что теперь Ли поспешит в "Сизарс-палас", чтобы выплатить хотя бы часть проигрыша. Но это в планы Ли не входило, хотя в тот вечер он и прекратил игру. Кое-кто считал, что Ли Чагра не знает, когда следует остановиться. Но это было не совсем так. Когда он выигрывал, он это знал прекрасно. Кларк безумно устал и тут же бросился в постель. Как провел остаток ночи Ли, он не знал, хотя был уверен, что в ту ночь Ли больше не играл.

На другой день Кларк стал свидетелем такого фантастического проигрыша, какого ему в жизни не приходилось видеть. За один короткий сеанс в казино "Аладдин" Ли проиграл почти 190 000 долларов. У него еще оставался кредит на 150 000 долларов. Вечером в тот же день он проиграл еще 70 000 долларов.

В понедельник утром они должны были вылететь в Эль-Пасо. Спустившись с чемоданом вниз, Кларк с изумлением увидел, что за одним из столов для игры в блэк-джек сидит Ли и отчаянно спорит о чем-то с человеком, который, судя по всему, распоряжался кредитом в казино. Ли велел принести фишки по 5000 долларов, но ему было отказано. "Послушай, Ли, — говорил ему человек, — я больше повторять не буду: твои кредит исчерпан!"

Ли не стал сопротивляться, когда к нему подошел Кларк и увел к лимузину, поджидавшему их у входа. Вид у Ли был такой, словно он не спал три ночи кряду. Воцарилось мрачное молчание. Ли тупо смотрел из окна машины на холодный снег неоновых огней. Его ковбойская шляпа была надвинута чуть ли не на нос. Слипшиеся сосульки седеющих волос ниспадали до ворота. Ни тот ни другой еще не знал, что это была их последняя совместная поездка в Лас-Вегас. После длинной паузы Кларк сказал:

— Ты проиграл им около полумиллиона. Как же ты, сукин сын, собираешься с ними расплачиваться?

— Не знаю, — буркнул Ли.

После еще одной паузы Ли глубоко затянулся и сжал локоть Кларка.

— В свое время, — сказал он уже с привычной улыбкой на лице, — Тедди Рузвельт [47] любил повторять: пытаться никогда не поздно. Лучше разбить башку, пытаясь что-то сделать, отдышаться и снова получить по морде, чем прозябать нею жизнь, как все эти мерзкие людишки.

Длительная полоса невезения, начавшаяся еще в 1976 году, продолжалась и весь следующий год, захватив затем и 1978-й — последний год жизни Ли Чагры. Неприятности, следовавшие одна за другой с возрастающей скоростью, напоминали теперь старый товарняк, который, потеряв управление, с грохотом мчится навстречу неминуемой катастрофе. За исключением нескольких старых клиентов, таких, как Джек Стриклин, в адвокатскую контору Ли уже никто не обращался, и дела у него шли из ряда вон плохо. Родственники, казалось, ничего не замечали и продолжали строить грандиозные планы на будущее и сорить деньгами, будто это были семена, которые непременно прорастут, стоит лишь посеять их.

Джо все еще носился с планами вложить 100 000 долларов в модную дискотеку, хотя Ли и отверг эту идею. Планы самого Ли наладить производство и сбыт наисовременнейших телевизионных антенн, которые могли бы принимать передачи со всего мира (даже из Новой Зеландии), потерпели фиаско, обернувшись потерей многих тысяч долларов. Мать отправилась в очередное путешествие, а Пэтси продолжала неистово скупать драгоценности, хотя их у нее было уже столько, что хватило бы на балласт для целого линкора. Всего несколько лет назад женщины из семьи Чагры одевались скромно, если не сказать старомодно, что лишь подчеркивало их естественную грацию, красоту и верность традициям. Теперь же они стали походить на жен каких-нибудь нуворишей, собравшихся на благотворительном бале. Одна женщина-адвокат из Эль-Пасо рассказывала, что видела одну из них в вычурном платье с блестками и в туфлях с прозрачными пластмассовыми каблуками, внутри которых плавали маленькие золотые рыбки. Другую женщину из семьи Чагры видели в норковом жакете и гетрах в жаркий летний день, когда на улице было более тридцати градусов. Муж Пэтси, Рик де ла Торре, все еще служил вице-президентом "Ферст стейт бэнк", где девять лет назад работал посыльным. Но Ли знал, что параллельно с этим тот участвует в подготовке весьма сомнительной операции по контрабанде наркотиков вместе с Майком Холлидеем и Джо Рентерией — певцом из местного ночного клуба, которому вот уже несколько лет протежировал Ли. Джимми и его новый приятель Генри Уоллес продолжали заниматься контрабандой в Форт-Лодердейле. Несмотря на то что всего несколько недель назад береговая охрана задержала одно из его судов с контрабандой, Джимми продолжал бездумно сорить деньгами. Он позвонил по телефону и сказал, что все в порядке, что пограничники не смогли установить принадлежность судна, что еще до того, как они успели засечь его, Джимми с товарищами удалось выгрузить одиннадцать тонн марихуаны. Через полтора месяца должно прибыть другое судно, сказал он, а пока он отправляет в Эль-Пасо Генри Уоллеса с мешком денег для мамочки.

В январе 1978 года все семейство, за исключением Пэтси и Джо, который должен был остаться в Эль-Пасо и разобраться с несколькими срочными делами, вылетело во Флориду на свадьбу Джимми. К этому времени Джимми и его подруга Лиз Николс ожидали прибавления. Если Джимми был склонен буйствовать лишь временами, то Лиз была настоящей бомбой замедленного действия. Дочь кадрового офицера, Лиз с четырнадцати лет общалась с богемной публикой гораздо старше себя по возрасту. Дружбу она водила в основном с бизнесменами и людьми из театра. В шестнадцать лет она сошлась с 53-летним писателем, актером и бизнесменом по имени Шарль Шове, который мечтал стать голливудской кинозвездой и продюсером и уговорил Лиз сбежать вместе с ним в Калифорнию. Знаменитостью он не стал, но кое-какую известность все же приобрел, когда был арестован при попытке продать кокаин одному актеришке, который оказался агентом из Управления по борьбе с наркотиками. Некоторое время Лиз пришлось провести в колонии для несовершеннолетних. Ли был адвокатом Лиз и ее любовника. Вот так они и познакомились. А вскоре Лиз стала членом семьи Чагры. Джимми влюбился в нее с первого взгляда. Лиз, возможно, была одной из любовниц Ли, но именно это обстоятельство и влекло к ней Джимми, хотя никому в этом он никогда бы не признался. До своей свадьбы в январе они уже прожили вместе несколько лет. Темпераментная девушка с довольно острым язычком, Лиз иногда впадала в глубокую меланхолию и пыталась даже наложить на себя руки. Незадолго до переезда во Флориду она как-то надела бледно-лиловое шелковое платье, погасила свет, включила тихую музыку и проглотила столько таблеток снотворного, что их хватило бы на пятерых. Но это самоубийство в голливудском стиле было предотвращено случайным телефонным звонком одного торговца наркотиками, который разыскивал Джимми.

Гости были поражены великолепием огромного дома, купленного Джимми и Лиз в Форт-Лодердейле. Он стоил в глубине большого участка, как и дом Ли на Фронтера-роуд в Эль-Пасо. Как и дом Ли, он был окружен высокой стеной и имел сложную систему сигнализации с множеством электронных запоров и камерами внутреннего телевидения. При доме имелась конюшим и плавательный бассейн — такой же большой, как и у Ли. Джимми сказал старшему брату, что после очередной крупной операции он переедет в Лас-Вегас и отгрохает себе такой дом, что этот будет казаться приютом для бродячих собак.