Шкреба растерялся. «Хлястик» прав.

— Что же нам делать? — не скрывал отчаяния шпик и со стоном хрустнул ревматическими пальцами. — Бровастый никогда к нам не пристанет.

Федор торжествовал. Обезоруженный шпик — занятное зрелище! Наконец-то он ухватился за нить тайны. Бровастый... Кто это?

И в тот же миг ему вспомнилось бледное лицо Семена Котелевца с густыми, сросшимися на переносице бровями. Сергеев содрогнулся. А вдруг, это лишь адская выдумка филера Шкребы? Но если Котелевец... Такие в тысячу раз хуже открытых врагов!

Обдумав еще раз возникший план, Федор сказал сурово:

— Ваше дело гиблое, господа шпионы. — И, чуть помедлив, добавил : — Однако есть выход, один-единственный выход. Но...

— Говори, Хлястиков, говори! — встрепенулся Бородавка.

— Дайте нам доказательства работы предателя на охранку, и мы уберем из города вашего конкурента.

Шкреба понурил голову. Далеко же он зашел, выдавая подполью служебные секреты! Но как теперь отступать?

И все же он отверг предложение:

— Лучше удавиться.

— Тоже неплохо, — удовлетворенно качнул головой Федор. — А что касается предателя, то наша кара настигнет его и без вас! Словом, считайте себя уже уволенными. — И Федор снова принялся за еду. — Котлетки-то и впрямь царские! Подкрепляйся.

Удрученный Шкреба отодвинул тарелку:

— Говори, злодей, как мы можем помочь вам?

— Не вы нам, а мы вам, — издевался Федор. Подобрав с тарелки корочкой хлеба подливу, он добавил: — Сущая безделица! Нужна расписочка Бровастого в получении гонорара у Еремина. Такой пустяк добудете в шкафу делопроизводителя. Как — учить не стану.

— И все? — недоверчиво вздохнул Бородавка.

— Нет, конечно. К расписке присовокупите свое письмо в нашу организацию. Так и так, мол, избавьте нас Христа ради от осведомителя, который отбивает у нас кусок хлеба. Конечно, нужны фамилия и точные факты. Анонимка не годится — тут дело серьезное. Спешите, пока вас не уволили.

Дня через три Шкреба вручил Федору две измятые бумаги. Тот прочитал их под тусклым уличным фонарем, и лицо его помертвело. Надежда на то, что Котелевец оклеветан филерами, рухнула... Не станут эти гады за здорово живешь подписывать себе смертный приговор!

— Ну? — угодливо извивался Шкреба. — Сгодится такое?

— Вполне, — с ненавистью процедил Федор. — Теперь, ваше шпионство, можете бастовать до скончания веков!

— То есть? — недоумевал Бородавка. — Нам бы поскорее выиграть забастовку, получить прибавку и прочее... Ты в каком смысле говоришь?

— А в том, господа филеры, что сматывайте удочки из Николаева! Распрощайтесь навсегда и с охранкой и с революционерами.

— Нарушаешь обещание?

— Бровастый уже не конкурент филерам на этом свете! Но и вам не работать у господина Еремина.

— Так это же нечестно! — возмутился Шкреба.

— Вам ли болтать о чести? Запомни: если хоть один филер вернется к старому корыту, я вручу охранке ваше письмо.

Шкребу словно паралич разбил. В таком состоянии Федор покинул агента охранки.

Оставалось разоблачить Котелевца перед Борисовым, Уховым и другими товарищами. Они вправе подумать, что расписка и письмо сфабрикованы охранкой, чтобы разрушить подполье руками самих революционеров.

Утром Федор нашел изменника на городской электростанции,

— Не удивляйся моему появлению... Я только что из Одессы. Согласовал там созыв общегородской сходки и выборы в комитет.

— Да ну?! —обрадованно взлетели брови Семена. — А я уже думал: куда пропал наш Виктор? А где и когда собрание?

— Завтра в девять вечера в саду дачи Барбье предварительно соберутся районные организаторы и актив. Будет представитель из Центра... — подчеркнул Федор. — Но ты никому об этом ни слова! Остальных товарищей я сам извещу. Пароль: «Который час?» Отзыв: «Пробил последний!» Жди меня в восемь на Молдаванке у ночлежки. Вместе пойдем.

Ухову, Борисову и Чигрину Федор не сообщил о «собрании», а лишь попросил их ждать его завтра в лодке вблизи от ночлежки.

Но тестомесу Петрусю и матросу Павлу Сидорову из 37-го флотского экипажа он поручил следить за дачей Барбье и ее окрестностями. Если патрульные увидят, что вечером к даче подбираются городовые, пусть Петрусь Залыгин ровно в девять вечера запустит ракету со двора пекарни. Если же у дачи полицейские не появятся, сигнала не давать.

Семен Котелевец пришел к ночлежке купчихи Кореневой раньше назначенного часа. Сюда вереницей тянулись нищие, тряпичники, безработные — бездомный люд. За пятак спят вповалку на полу, а за гривенник — на нарах. В дом набивается до пятисот человек. Духота, вонь, насекомые.