Шрифт:
Плотник волочил Артема через грядки напрямик, приминая горох и капусту, а тот, обмякший и тяжелый, все не просыпался. Куда же его, куда? В саду не спрячешь — перероют все на свете!
Перегнувшись через забор. Юнаков глянул в оба конца Старобельской, — она проходила по задам его усадьбы. Ни души!
Откуда только силы взялись у пожилого плотника!.. Взвалив Артема на плечи, он поднатужился и перебросил его через забор, прямо в густой бурьян. Тут уж не до деликатного обхождения...
Федор шмякнулся в крапиву грузно, будто куль с овсом, а Юнаков помчался к дому — успеть бы до полиции! Авось Артем проснется и улизнет.
У сарая на Юнакова налетели городовые, скрутили ему за спину руки и бросили на траву.
— Очумели?! — извивался от боли плотник. — По какому праву?
Шпик зажег спичку, осветил лицо Юнакова, подергал его за каштановую бородку, разочарованно протянул:
— Опять не он, проворонили... — И, срывая голос, заорал: — Где Артем, признавайся, скотина? Ведь ночевал же?
— Знать ничего не знаю. Какой Артем?
— Еще придуривается! Чего бродишь ночью по двору?
— По нужде вышел... Небось сами до утра не терпите...
— Поговори мне! Чьи сапоги-то?
— Мои. Весной справил.
Обыскав сарай и хату, городовые зашныряли по саду и соседним дворам, побежали на Старобельскую улицу.
«Если Артем все еще спит, нам обоим крышка... — тоскливо думал Юнаков. — Верная каторга».
Артем проснулся в крапиве; хоть и не сразу, понял, почему лежит не в уютном сарайчике Юнакова, а на пустынной улице. Что-то жгло лицо и босые ноги... Но в голове быстро прояснилось, да и во дворе уже шумели, причитала жена плотника.
Он вскочил и сгоряча побежал, но вскоре опомнился и замедлил шаг. Не привлекать внимания! И лучше дать кругаля по тихим переулкам. Но куда идти?
Перебрав в уме с десяток верных адресов, Федор решил идти к Андрею Никитченко, токарю с паровозного. У него на Пащенковской, № 26, нелегальная квартира, с выходом на берег Лопани.
На стук в подслеповатое окно вышел сам Никитченко, угрюмый и заспанный. Кого в такую рань черти носят? Не иначе, как нищий.
— Проходи, проходи... — бормотал он, захлопывая под носом у Артема дверь. — Бог подаст! Сами скоро по миру пойдем.
— Стой, Андрей! — остановил его Федор и пошутил:—Это я голь-гольянский, сын дворянский! Хорошо же ты привечаешь друзей.
— Никак, Артем?! — вытаращил глаза Никитченко. — Где ж тебя так отделали? Сущий босяк.
НОЧЬ НА БОЛОТЕ
Целых два дня прятался Федор на Ивановке. Таки загнали его в тупик!
Сашка Корнеев доставил сюда сапоги от Юнакова и, смущенно лохматя свою огненную шевелюру, сообщил решение комитета: Артему, по соображениям конспирации, с неделю пожить у Ивашкевичей в Липовой роще. Пусть ищейки думают, что он совсем уехал из города.
Стоклицкой, Сержика и Дуни на даче уже не было — вернулись в старую квартиру на Сумской. Но явку у Мины не восстановили. Теперь она ведала хозяйственными делами организации и подпольным Красным Крестом.
Федор ел на даче вкусные пироги, пил парное молоко, подтрунивал над «соломенной вдовой» Фросей, — та неделями не видела мужа, обер-кондуктора на железной дороге.
На четвертый день «заточения» Федор стал собираться на канатную фабрику — рукой подать!
— Не глупи, Артем! — рассердилась Фрося.
— Я осторожно. Пес спит, а я на цыпочках мимо!
Долго толкался по пыльным цехам Канатки. Искал единомышленников и завязывал новые знакомства.
В конце дня заревел гудок, и Федор собрал рабочих. Сходка близилась к концу, когда в цех, заставленный свивальными станками, вбежал патрульный, дежуривший за воротами:
— Стражники! Шпарят сюда с Холодной горы.
Спокойно закончив речь, Сергеев весело улыбнулся:
— А теперь, братцы, за шапки! Как мне отсюда благополучно скрыться?
Рабочие, сгрудившись у проходной, задерживали полицию, а Федора повели в конец фабричного двора. За кипами джута и пеньки был невысокий забор, за ним обширный луг и лес.
Но стражники уже сторожили зады Канатки. И когда Федор перемахнул через забор, навстречу ему из лесу выскочило шесть всадников.
Теперь уходить через лес в сторону Липовой рощи рискованно. Но и не назад же на фабрику, в лапы охранки?
И Федор помчался на открытый луг. Издали ровный и твердый, он окапался кочковатым и топким. На это и рассчитывал беглец.