Вспоминать чаепитие у Светы не хотелось. Не потому, что Степка оказался вдруг ее мужем, которого она считала бывшим. Хотя тоже сюрприз не из приятных, согласитесь. И не потому, что он явился к ней нарядным и пьяным – это его право, в конце концов. А потому, что тот вдруг начал вести себя там как последняя свинья. Копылов пару раз еле сдерживал себя, чтобы не заехать своему коллеге и другу в морду.

Он хватал Свету за руки, за подол юбки, когда она проходила мимо с посудой и чайником. Он откровенно заигрывал с ней, опускаясь до интимных подробностей в своих шутках. Света страдала. Копылов готов был провалиться сквозь все этажные перекрытия. А Степа откровенно наслаждался ситуацией.

– Я, Сашок, тут хозяин! – ткнул он себя пальцем в грудь, когда Света ушла в гостиную к зазвонившему телефону. – Ты не должен вмешиваться! Даже если она возомнила себя свободной и независимой. Ты должен это понимать!

– Я понимаю, Степа, – миролюбиво скрипел зубами Копылов.

Ему бы давно следовало уйти. У них семья, хоть и разваливающаяся. Ему не место здесь. Но мысль о том, что Степка превратит свои сальные шутки в действо, пригвоздила его к месту. Он не мог! И сидел как последний идиот! И будто бы с наслаждением потягивал огненный чай из дорогой фарфоровой чашки, хотя не чувствовал никакого вкуса, ничего, кроме горечи, не чувствовал.

Чем все закончилось? А нормально, в принципе, закончилось. Во всяком случае, для него – нормально.

Степка, вконец обнаглев, полез по ее шкафам в поисках водки. Нашел бутылку, налил себе в ту же чашку, из которой до этого пил чай. И только хотел было выпить, как Света выхватила у него чашку и, выплеснув содержимое в раковину, приказала ему убираться.

– Не понял? – Степка хищно сощурил красивые глазищи на супругу. – Ты выставляешь меня?

– Да! Я сказала тебе: вон отсюда, Степа!

Света тяжело дышала. Ее рука, указывающая на дверь, подрагивала, в глазах блестели слезы. На Копылова она не смотрела, значит, не искала в его лице поддержки. Хотя он бы мог запросто ей помочь осадить Степку, даже вопреки своим принципам, запрещающим ему влезать в чужие семьи. Он бы сделал исключение. Для нее…

Она не попросила, он не полез. А Степка встал со своего места, которое по праву считал законным. Одернул пиджак и пальцем поманил за собой Копылова в прихожую. А там, чуть приоткрыв входную дверь, шепнул Копылову:

– Советую собираться за мной следом. Еще раз увижу рядом с ней, Сашок, ты покойник, понял?

И ушел. А Копылов остался. Хотя и непонятно зачем. Света в кухне убирала посуду со стола. С ним не разговаривала и по-прежнему на него не смотрела.

– Так… Так я пойду? – не выдержал он тягостной паузы минут через пять.

– Да, да, Саша. Вам лучше уйти.

Света стояла у окна лицом к окну, обнимая себя за плечи. Он видел ее слабое отражение в стекле, и ему казалось, что она плачет. И очень хотелось подойти и утешить ее или сказать что-нибудь хорошее и нужное. Но не мог он так говорить! Не мог быть нужным для женщины. Для одной-единственной, для которой хотел бы стать нужным. И которая, по иронии судьбы, оказалась женой его коллеги и друга.

– Света, вы… Вы не отчаивайтесь. Все будет хорошо, – промямлил он, ненавидя себя за косноязычие.

– С кем будет хорошо?! – со злостью отозвалась она, все так же рассматривая его через стекло кухонного окна. – Со Степкой?! Вы сейчас об этом, Саша??

– Нет. Не об этом. – И снова решил осмелеть: – Я все еще помню наш уговор. Вы обещали подумать.

– О чем? – Она повернулась, недоуменно его рассматривая.

– Маленький домик на берегу пруда в заброшенном месте, – напомнил он, вяло улыбнувшись. – И…

– Уходите! – не дала она ему договорить. И повысила голос, когда он остался стоять в дверях кухни. – Уходите сейчас же!!

Он выскочил, будто она в него кипятком плеснула из чайника, который без конца подогревала. И помчался вниз по лестнице, а потом по проспекту в машине, едва не врезавшись в дерево.

Между ними все, да?! Все? Теперь ничего уже не будет, так?! Она выгнала его, когда он посмел ей напомнить. Выгнала, и лицо ее при этом было такое… Несчастное и злое одновременно, вот! Кто сделал ее несчастной, он догадывался. А вот на кого она злилась – вопрос!

Копылов доехал до дома, бросил машину на стоянке. По привычке осмотрелся по сторонам. Все тихо, все как обычно. В дальнем углу молодежь упивается пивом. На детской площадке обнимаются две парочки. Возле подъездов никого. Оно и понятно, время не раннее. Окна в доме почти все темные, включая окна его квартирки. И так вдруг ему туда расхотелось идти – в эту гулкую, черную пустоту, – что он, развернувшись, пошел со двора.

Бар за углом, выручавший их со Степкой неоднократно, работал до четырех часов утра. Почему именно до четырех, затруднялись ответить даже сотрудники, сколько они спьяну к ним ни приставали. Почему не до двух, не до трех, не до пяти или половины пятого? Почему до четырех-то?