— Н-но, — говорит Пек Пекыч, приставши на локтях, — хороша?..

Слаб был по женской части Пек Пекыч.

— Чудо… Спрашиваю: как, красавица, называется это море… Да это, говорит она, вовсе не море, это озеро, это ты ростом не вышел, что его берегов не видишь.

— Вот так бабец, — крякнул Пек Пекыч.

— Да… как же, спрашиваю, красавица, эго озеро называется?.. Называется, говорит она, это озеро Счастливое, только на нем теперь несчастные люди живут… Чего тебе, говорит, офицерик, надобно?.. Или у тебя своего горя недостает, что нас пришел навестить? У нас, говорит, в озере с сиротских слез вся рыба сдохла… Сел я к ней возле огня… Нечем, говорит, мне тебя, окромя воды озерной, попотчевать, был, говорит, у нас домик вон на том берегу, да и тот солдаты на костры растащили, вот, если хочешь, садись со мной в лодку, бери в руки парус. У меня, бывало, говорит, — а у самой слезы кап-кап, — муженек об чем ни соскушнится, выйдет с парусом в озеро, все горе забудет…

— Верно, из здешних солдаток, — заметил равнодушно Пек Пекыч, — лихой народ!

— Лихой, целую неделю к берегу не подъезжали… Накатался, Петр Петрович, досыта!..

— Ну и бабец!

— Да… бабочка, можно сказать!

Зайчик налил себе еще полстакана, Пек Пекыч плутовато надел наперсток на палец, сделавши знак, что больше нельзя и не хочет.

— А то нитку в иглу не проденешь! Пейте сами, ваша светлость, на доброе здоровье, у меня хороший запасом!

— Ну, так как, Петр Петрович, дальше-то будет? — осторожно Зайчик спросил, поморщившись и обмахнувши губы.

— Будьте покойнички, получите роту!

— То есть как это, Петр Петрович?..

— Да так, очень просто! Таракана отставим, а вас назначим!

— Право бы, лучше, Петр Петрович, по-прежнему, какой я командир!

— Ну, уж это, батенька мой, никак невозможно… после такой истории. Таракана в щель! Сиди и усом не води!

— Тогда назначьте кого-нибудь другого. Право же, я…

— Полноте, вы боевой офицер, боевой офицер! Вот что, берите-ка штабс-капитана в карман… да нет, это допейте, а там вон… возьмите еще, у меня запасон!.. Вот так… теперь идите в резерв… До свидания, господин подпоручик, — помахал Пек Пекыч ручкой.

— Какой еще, Петр Петрович, там подпоручик? Что вы?..

— А как же?.. Вы исключены, можно сказать, с повышением в чине… представили вас!.. Потому пострадали, можно сказать, за отечество… Ну, а назад козла рогами не ставят… То-то, будьте покойнички!

Петр Петрович подал Зайчику руку, ухмыльнулся, как кот свернулся комочком и, помахавши из-под одеяла расправленной сторублевкой, фальшиво захрапел.

Зайчик вздохнул, засунул в нутряной карман свежую бутылку и, немного шатаясь, вышел.

Нагадала, значит, цыганка Зайчику в ручку!

Он и не видал, когда возвращался на позицию по Тирульской дороге с побывки, что проходит как раз мимо той самой рощи у озера, в которой стояли мы после водополицы в глубоком резерве, забытые, кажется, и богом, и до время нашим начальством.

Начальству было в ту пору совсем не до нас.

Вышла такая история, что в самом деле было для него лучше припрятать остатки двенадцатой роты куда-нибудь к сторонке от лишних разговоров. Вначале-то взялись было всерьез: действительно, суд вроде как савастожить, следствие навести по закону, а полковник Телегин, полковой, был не дурак, знал хорошо, что пройдет неделя-другая, оботрется, что-нибудь новенькое случится, да еще почище нашего водогона, и делу конец!

Да так оно потом и случилось! Только Таракану остригли усы!

Распоместились мы в конюшнях в каком-то имении, неподалеку от озера, где и вправду стояла деревушка, как наврал о том Пек Пекычу Зайчик, почему-то не захотевши ему сказать о себе правды.

От всех барских построек уцелели только эти конюшни; должно быть, барин жил тут богатый, а может, был у барина конский завод… От барского дома торчком только подымалась средь сада большая труба над голландкой, в которой уже навили себе гнезд воробьи, да в стороне на самом въезде в имение стояла сторожка без окон и без дверей.

Туда мы ходили.

Окол сторожки под кустом валялась статуя, голая такая баба, станушка сползла с нее на коленку, и видно, что обе руки держала она посередке, как будто собиралась купаться, да кто-то из нашего брата из озорства или любопытства на одурелый глаз вздумал взглянуть, отбил ей обе руки, но ничего не увидел, повалил ее сапогом и напихал в ноги соломы.

Что Зайчик вернулся, и мы долгое время не знали…

Да, правду говоря, и не думали об этом, в суматохе да расстройстве решивши после водополя, что Зайчик или утонул, заблудившись в дороге, или попал все же не в ту ямку во время обстрела и ему оторвало задние ноги.