— Я заберу ее к себе! — прошептала она, когда главврач уже собирался выйти.

Мужчина на миг остановился, а затем произнес, не поворачивая головы:

— Сколько тебя знаю, а ты все не меняешься. Поверь, не всех можно спасти.

— Неправда, — сквозь стиснутые зубы выдавила девушка.

— Если заберешь ее к себе домой, то, так и быть, помогу тебе. Все-таки не тебе же одной помогать всем, — судя по голосу, мужчина улыбался, когда произносил это.

Без аппаратуры в палате стало как-то подозрительно тихо и непривычно. Девушка, присев на край кровати, с бесконечной нежностью во взгляде посмотрела на Карину. Как только она вышла из комы, цвет ее кожи постепенно приобрел более темный оттенок, и теперь уже девушка не казалась бледной, хотя и до здорового румянца на впалых щеках тоже было далеко.

— Значит, месяц… — хрипло произнесла Карина.

Глафира вздрогнула. Все-таки это был первый раз, когда она услышала, как говорит та девушка, которую ей хотелось забрать к себе домой. Внезапная растерянность сковала Глафиру, не позволяя ей вымолвить хотя бы одно словечко. Девушка то открывала рот, то закрывала его, словно рыба. Для медсестры это был такой важный момент в ее жизни, что она внезапно испугалась и стала думать о самых разных мелочах, которые, как ей показалось, играли очень важную роль в сложившейся ситуации: растрепана ли она, чистые ли у нее ногти или нет и так далее по весьма занятному списку.

Поняв, что ответа ей придется ждать еще лет, эдак, сто, Карина открыла глаза и тотчас же сощурилась. Свет сильно ударил по глазам, которые были скованы несколько лет подряд, и их жгло невыносимой болью. Однако боль не могла длиться вечно, поэтому спустя пару минут, проморгавшись и привыкнув к свету, девушка предприняла новую попытку и уже открыла глаза нормально. Ее насыщенные сине-серые глаза были подобны вечернему туману. Когда Глафира робко взглянула в эти глаза, она поняла, что не зря прозвала девушку Туманом.

— Молчать-с будем? — хрипотца в голосе постепенно исчезала, стоило Карине сделать несколько глотков прохладной воды, которая стояла возле кровати на тумбочке.

— Я Глафира, — тихо отозвалась девушка.

— Глафира, значит… — протянула Карина, не отрывая пронзительного взгляда от девушки.

Сине-серые глаза будто бы проникали внутрь — Карина не скрывала того, что изучает внешность девушки. Когда ее взгляд добрался до груди, медсестра густо покраснела. Карина, заметив, что девушка превратилась в представителя рода помидоров, усмехнулась и произнесла:

— Да не бойся ты, не съем я тебя.

Затем взгляд поднялся выше и не отметил для себя ничего особенного, что, в целом, и не удивительно. Глафира представляла собой самую обычную и ничем не примечательную девушку: русые с серым оттенком волосы, круглое личико, поджатые от смущения полные губы. Зато карие глаза лучились добротой, что и отметила про себя Карина.

— Я так понимаю, ты знаешь, что со мной было, — сине-серые глаза, практически не моргая, безотрывно смотрели в трепещущие карие. — Расскажешь?

Это был скорее приказ, нежели вопрос. Глафира робко взглянула на девушку и поспешно кивнула несколько раз.

В конце концов, Карине надоела игра в молчанку, поэтому она, улыбаясь лишь уголками губ, спокойно произнесла:

— Тебе я, видимо, многим обязана, раз ты сидишь здесь. Или я потеряла память и не помню всего?

— Память? Нет, не теряла… — дрогнувшим голосом ответила девушка.

— Что же, из тебя все клещами вытаскивать надо? — беззлобно произнесла Карина. — Повторяю: не съем я никого. Ты расскажешь мне, наконец, что со мной было? Какое сегодня число, месяц, год? К великому вашему сожалению, вы с мужиком этим так тихо говорили, что разбудили меня. Поняла я, конечно, не все, но слово «кома» я все-таки слышала… и слышала то, что меня все кинули. Кроме тебя. Кто ты?

— Глафира. Медсестра…

— Я тебя раньше знала?

— Нет…

— Хм… — только и произнесла девушка, а затем отвела взгляд в сторону окна.

— Тебе некуда идти, но, если хочешь, поживи пока у меня, а потом…

— А потом я умру, — закончила за Глафиру Карина. — Оно тебе надо? — сине-серые глаза оторвались от созерцания осенней картины, нарисованной за окном матерью-природой. — Ты же меня даже не знаешь. Опрометчиво с твоей стороны. Может, и правда было бы лучше для всех, если бы я сдохла.

— Не говори так! — внезапно вскричала Глафира и поспешно схватила девушку за руку, чуть дрогнувшую от неожиданного крика.

— О, так ты, оказывается, не только шептать умеешь, — произнесла Карина, освобождая свою руку из ослабевших ладоней девушки. — Что же, если мне и правда остался месяц… впрочем, подожду я того момента, когда ты сможешь рассказать мне все. Только прежде все равно ответь мне на вопрос: год сейчас…

— Две тысячи двенадцатый.

— Три года прошло, — чуть сипло произнесла Карина, но затем в ее голос вновь вернулись нотки безразличия. — А… парень? Сюда приходил парень по имени Арсений?