Киринеянин опустил крест. Два римских солдата, вырыв яму, укрепили его между камней. Иисус в ожидании опустился на камень. Солнце сияло прямо над головой, раскаленные добела небеса безмолвствовали. Ни пламени, ни ангела, ни малейшего знамения, говорящего о том, что кто-то сверху наблюдал за земными событиями… И пока Иисус так сидел в ожидании, разминая между пальцами комочек земли, он почувствовал, что перед ним кто-то стоит. Медленно подняв голову, он увидел и узнал.

— Привет тебе, моя верная спутница, — пробормотал Иисус. — Наше путешествие подошло к концу. Свершилось то, чего ты желал, свершилось и то, что желал я. Всю свою жизнь я трудился, преобразуя Проклятие в Благословение. Я добился этого, и теперь мы друзья. Прощай, мать! — И он безмятежно помахал рукой мрачной тени.

— Вставай, ваше величество! — заорали солдаты, хватая его за плечи. — Пора взойти на престол!

Они раздели его, обнажив худое тело, покрытое синяками и ранами.

Жара усиливалась. Люди, наоравшиеся до хрипоты, молча наблюдали за происходящим.

— Надо дать ему вина подкрепиться, — предложил один из солдат.

Но Иисус оттолкнул чашу и раскинул руки на кресте.

— Отче, да свершится воля твоя, — прошептал он.

— Лжец! Дешевка! Обманщик! — снова завопили слепые, прокаженные и увечные.

— Где Царствие Небесное? Где столы, ломящиеся от хлебов? — подхватили бродяги, швыряя в Иисуса камни и гнилые фрукты. Иисус хотел крикнуть еще что-то, но солдаты, обвязав его веревками, стали подтягивать на крест. Закончив свое дело, они позвали палачей с гвоздями. Те подняли молотки… При первых ударах солнце скрылось, небо потемнело, и на нем выступили звезды — нет, не звезды — слезы начали падать на землю.

Толпу обуял ужас. Испуганные лошади римской кавалерии, отступая и шарахаясь в стороны, принялись теснить людей. Наступила такая тишина, как бывает перед землетрясением.

Симон-киринеянин упал на камни. Земля колыхалась под его ногами, и ему стало страшно.

— Ну, все, сейчас преисподняя поглотит нас! — прошептал он.

Он поднял глаза и огляделся. Мир словно пребывал в глубоком обмороке — все окутала синеватая мгла. Люди растворились в ней, лишь глаза черными звездами сверкали вокруг Симона. Огромная стая ворон, почуявших кровь и начавших слетаться К Голгофе, рассеялась в панике. С креста послышался слабый стон, и киринеянин, сжав зубы, чтобы не разрыдаться, поднял голову и взглянул вверх.

— Боже! — вырвался у него крик.

Толпы ангелов, слетевших с небес, приколачивали Иисуса к кресту. Они порхали вокруг, одни поддерживали его тело, чтобы не сорвалось, другие подносили гвозди; третьи стучали молотками, а маленький розовощекий и златокудрый ангелочек с пикой в руках взмахнул ею и пронзил Иисусу сердце.

— Что это? — трепеща, пробормотал киринеянин. — Сами Силы Небесные… Сам Господь распинает его!

И тут — никогда в жизни Симон не испытывал такого горя и отчаяния — душераздирающий крик пронзил все пространство от земли до неба:

— Или… Или… [12]

Продолжить у страдальца не хватило сил. Распятый уронил голову и испустил дух.

Веки его задрожали и открылись… Иисус чуть не вскрикнул от изумления и радости. То был не крест, но огромное дерево, раскинувшее свои ветви от земли до неба. Весна одела растение цветами и поющими птицами… А сам он — он стоял, прислонившись к стволу.

— Раз, два, три… — начал он считать, подняв голову… — тридцать три. Столько, сколько мне лет. Тридцать три птицы, и все поют. Что-то случилось с его глазами, не оборачиваясь, он мог теперь видеть весь цветущий мир. Его слух улавливал все проклятия и стоны, все звуки мира, обращая их в песню. Но из сердца его, проткнутого пикой, все еще струилась кровь.

Ветра не было, но милосердное дерево само осыпало свои цветы на его спутанные волосы и окровавленные руки. И пока он пытался среди этого моря лепестков и щебета вспомнить, кто он такой и где находится, воздух перед ним затрепетал, сгустился, и явился ангел.

Не раз и во сне, и наяву он видел ангелов, но такого — впервые. Создание излучало такую нежность, такую человеческую теплоту! Его голова и пухлые щечки поросли мягкими и курчавыми волосами, глаза радостно искрились, как у влюбленного юноши. Тело было хрупким и стройным. Только странный сине-черный пушок покрывал его ноги от щиколоток до округлых бедер.

— Кто ты? — в замешательстве спросил Иисус — сердце его бешено колотилось.

Ангел улыбнулся ласковой, доброй улыбкой и сложил свои зеленые крылья как бы для того, чтобы не пугать Иисуса.

— Я почти то же, что ты, — ответил он. — Я — твой ангел-хранитель. Верь мне.

У него был такой знакомый, совсем человеческий голос. Ангельские голоса, которые слышал Иисус прежде, всегда отличались жестокостью — они лишь бранили его. Возликовав, он заискивающе взглянул на ангела в ожидании, когда тот заговорит снова. Ангел почувствовал это и откликнулся.