А простор!

А свет!

А воздух! М-м-мм!

— Ну что же, до свидания, Фил! — крепко пожал мне руку Игорь Игоревич. — Надеюсь, мы еще встретимся. Ни пуха, как говорится, ни пера!

— К черту-дьяволу! — отозвался я.

Он вздохнул, зачем-то одернул свой безукоризненный однобортный пиджак и ушел, раскуривая новую сигару. Мавр сделал свое дело…

Занимающихся в зале было негусто. Парочка взмыленных рукопашников, одинаковых с лица, неутомимо тузила друг друга в квадрате боксерского ринга, да несколько человек деловито нагружали платформу для жима ногами совершенно потрясающим количеством “блинов”. В дальнем углу прыгал на скакалочке жилистый паренек.

Среди “качков” своим ростом и габаритами выделялся один, заросший косматым волосом по самые глаза, гражданин. Его, вполне, по-моему, небезосновательно, я и принял за Бородача. Пока я пробирался через бурелом тренажеров, здоровяк успел пристроиться под гору железа, нагроможденного, видимо, специально для него. К моему изумлению, наверх вдобавок запрыгнул нехлипкий молодой человек, устроился поудобнее и скомандовал: “Давай!”

Бородатый гигант громогласно ухнул и выпрямил ноги. Платформа подпрыгнула! Потом еще и еще. Я насчитал двадцать повторений — и это с весом, никак не меньшим, чем четыреста килограммов! “Стероиды, — подумал я, — и в страшных количествах. Как поживает твоя печеночка, дружок?”

Человек-домкрат выполз из-под груза и заявил:

— Мало! Накинь еще полтинник!

Напарники бросились “накидывать”, а я бочком-бочком подошел к нему.

— Бог помощь!

— Пока сам справляюсь, — спокойно заверил он, искоса взглянув на меня.

“Гляди, грыжу не заработай”, — подумал я и осведомился:

— Ты, наверное, Бородач?

Он хохотнул:

— Еще один обознался! Нет, братишка, ошибочка вышла.

— Что, Паха, опять тебя за Бородача приняли? — поинтересовался один из “грузчиков”, тот, что гарцевал на платформе во время рекордных жимов.

— Ну, блин! И главное, блин, не пойму из-за чего? — Он ласково погладил свою взлохмаченную наличную растительность. — Бородач — вон! — Здоровяк показал на жилистого малого, обосновавшегося в дальнем углу.

Я кивнул и направился к нему.

Он был не так молод, как казалось издали. За тридцать, думаю, ему перевалило отнюдь не вчера. Абсолютно лысый, с чисто выбритым лицом и “гитлеровскими” усиками, с множеством цветных татуировок, густо обвивших обнаженные руки и торс, он расположился между двумя стульями — в глубочайшем продольном шпагате: задница его почти касалась пола. Татуировки отличались великолепным качеством исполнения и изображали исключительно геральдических хищных птиц — от родимой двухголовой до мотоциклетной “харлам-давыдовской”. Присутствовал даже нацистский орел, правда, подвергнутый некоторой цензуре — вместо свастики сжимал он своими когтистыми лапами ухмыляющийся череп в косо нахлобученной рогатой каске.

Глаза татуированного орнитофила были закрыты, лицо дышало умиротворенностью, а руки чертили в воздухе красивые фигуры замысловатых “ката”.

— Вы Бородач? — спросил я почтительно. Командир как-никак.

Один глаз лысого, опушенный длинными, девическими ресницами, приоткрылся и уставился на меня.

— Мы Бородач. — Глаз закрылся снова. — Но мы здесь один, можно без “вы”.

Ага, нос не задирает. Уже кое-что. Спросить бы, почему бороды нет, так ведь, наверное, об этом его любой и всякий при знакомстве спрашивает, а выступать в роли “такого-же-как-все” — признаюсь, не по мне.

— А я — новенький! Рядовой Капралов, — вздумалось мне перед ним похвалиться. — Сегодня утром зачислен в ваш взвод.

— Ясно, — сказал он, не открывая на этот раз даже одного глаза. — Добро пожаловать, рядовой Капралов! — Бородач перестал размахивать руками и, наклонившись вперед, уперся ими в пол. Затем громко выдохнул и одним махом выбросил тело вертикально вверх. Легко прошел на руках несколько метров, обогнув стоящего столбом “рядового Капралова”, и опустился на ноги где-то за его спиной.

Я обернулся. Бородач как раз закладывал одну из ног себе за шею. Глаза его были по-прежнему закрыты.

— Готовишься к гастролям? — полюбопытствовал я.

— Готовлюсь, — с готовностью согласился он. — “Гуттаперчевый мальчик”, слыхал небось? — Он снова приоткрыл “рабочий” глаз.

— Bay! Возьмешь меня коверным? — загорелся я.

— Сперва посмотреть надобно, что ты умеешь. Ну-ка, упади смешно, — скомандовал он, меняя “заплечную” ногу.

Падать не хотелось. Тем паче, падать смешно. Бородач оценил заминку по-своему:

— Не умеешь. Посмотрим тогда, что умеешь…

Не успел я и глазом моргнуть, как он оказался рядом и нанес три быстрых удара — прямиком в жизненно важные точки моего любимого организма. Два я отбил, а третий так и вовсе попытался перехватить с переводом на “болевой”. Не скажу, правда, что это мне удалось: Бородач скользнул змеей и оказался у меня за спиной, в не очень удобной для меня позиции — с рукой, заломленной до самого затылка. Заломленная рука была, увы, моей. Я громко охнул. Продолжение схватки грозило вылиться в позорный для меня спектакль с ползанием по полу и слезными мольбами о пощаде.