Меня это совсем не интересовало. Ха-ха. Смешно. И мне было плевать.

И я делаю паузу. И я молчу.

Мне больше не нравилась интонация её голоса.

Мне больше не нравились её тоскливые глаза.

Однако перед тем как уйти, я говорю, что тоже ненавижу одиночество. И я говорю, что тоже ненавижу быть один. И я говорю, что мне постоянно нужно, чтобы кто-то был рядом. Потому что я не могу быть один. Не могу. Не хочу. И не буду.

Одиночество – это плохо и так страшно.

Я прощаюсь с девушкой и делаю шаг к машине. Первые холодные капельки дождя коснулись головы и начали впитываться в плечи моего пальто.

И она меня останавливает.

И она на меня растерянно смотрит.

И она меня спрашивает, тороплюсь ли я сейчас домой.

Я очень смутно помню, о чем с Дамели мы вели речь в кофейне.

О разных пустяках. О людях, о жизни, о современной системе образования. Обо всём том, что я всегда считал одним сплошным разочарованием и напрасной тратой времени.

Она говорила и говорила.

Я молчал, молчал и не слушал.

Однако я не хотел возвращаться обратно. Туда, где меня ждала Зарина. Туда, где меня отвергали и не принимали. Туда, где были холод и сырость.

Поэтому я продолжал сидеть. Сидеть и изучать Дамели. Никаких украшений на руках. Косметики на лице минимум. Синяки под глазами были, но они больше не казались мне привлекательными. Грудь небольшая, а улыбка смотрелась неестественно в сочетании с тоской.

Я поддакивал и что-то вставлял в небольшие возникающие паузы. Она хваталась за последние произнесенные мной слова и превращала их в вопрос.

Так продолжалось весь вечер, пока она меня не спросила, куда мы поедем.

К ней, ко мне или куда-то ещё?

Я жму на пульт и открываю ворота, ведущие на площадку особняка. Дамели выходит из машины, восхищаясь масштабами моего местожительства. Вставляю ключ в замочную скважину, открываю входную дверь, и мы стоим у порога. Она проходит в гостиную, а потом спрашивает разрешения залезть в холодильник.

Она спрашивает, хочу ли я пить.

Она спрашивает, вино или пиво.

Она хватается за последнее произнесенное мной слово и превращает его в вопрос.

– Пиво?

– Пиво! – улыбнувшись, восклицаю я.

Ха-ха. Смешно, и я смеюсь. Что за дура.

Включаю DVD-проигрыватель с новым фильмом Стивена Кинга и располагаюсь на софе. Дамели садится рядом и спрашивает, про что это кино, а я не знаю. Просто оно стало знаменитым ещё до выхода, и люди говорят, что получилось неплохо.

Делаю глоток. Второй глоток. Третий глоток.

Откладываю бутылку и прикасаюсь своими губами к губам Дамели. Медленно валю её на софу. Я ласкаю её шею поцелуями. Она стонет, но я не верю её стонам.

Однако было уже плевать.

Я хотел забыться и спрятаться.

Я хотел уйти и не вернуться.

Голова слегка кружится, теряю координацию. Осознаю, что очень плохо перенёс алкоголь. Я закрываю веки и с трудом их открываю. Закрываю. Открываю. Закрываю. Теперь они закрываются сами насовсем, и я вижу перед собой Зарину.

Вот она ещё ребёнок. Мама забирает её из детского сада и ведет домой. Я вижу себя в школе – тот момент, где родители ведут меня на линейку в первый класс. Снова Зарина. Уже подросток. Она сидит на скамейке со своими подружками и изо всех сил пытается произвести впечатление на них. Через некоторое время появляюсь я. Мне исполнилось восемнадцать. Смотрю и встречаю рассвет с остальными выпускниками, держа в руках бутылку Джонни Уолкера. А теперь Зарина. Она находится дома, в комнате, в своем коротком белом платье и красуется перед зеркалом. Ругается и кричит на мужчину средних лет. Выбегает в прихожую со слезами на глазах, стягивает трусики, снимает лифчик и кидает их на пол, оставшись только лишь в одном этом коротком белом платье. Что-то разъяренно восклицает и уходит, громко хлопая за собой.

Удивительно…

Двери в нашей жизни играют такую большую роль.

А теперь мы вместе.

Зарина сидит передо мной. Я стою перед ней.

Она сама по себе. Я сам по себе.

Я слышу чей-то голос.

– Всади мне гребень в жопу, я всегда знал, что он псих!

Ха-ха. Смешно.

Всади мне гребень в жопу.

Боже, как же смешно, и я смеюсь.

– Гляди, смеётся… – слышу я чей-то второй голос, обращающийся к кому-то.

Ощущаю лёгкое раздражение на своих щеках. Сыро. Пахнет туалетом и какашками. Вдруг понимаю, что вокруг совсем нет света, и я нахожусь в кромешной тьме. Пересиливаю себя и пытаюсь раскрыть веки.

Первое, что я вижу, это взгляд Зарины, далёкий и холодный, но смотрящий прямо в мои глаза. Её лицо приперто к полу помещения, а попа приподнята вверх. К ней прижимается пахом человек в черной маске и виляет своим тазом. Взад-вперед, взад-вперед. И я смотрю. Я смотрю в глаза Зарины, не отрываясь, и не способный отвести свой угол зрения в другую точку.