Наконец она привела его в комнату, освещенную необычным канделябром на семь черных свечей, горевших жутковатым пламенем. Конан знал, что они спустились глубоко под землю. Комната была квадратной, со стенами и потолком, выложенными полированным черным мрамором, и обставлена на старинный стигийский манер. Он заметил эбеновую кушетку, накрытую черным бархатным покрывалом, и возвышение из черного камня, на котором стоял саркофаг.

Конан остановился в ожидании, глядя на многочисленные черные арки, зиявшие в стенах. Но девушка не сделала попытки двинуться дальше. Растянувшись с ленивой грацией на кушетке, она заложила руки за голову и окинула его призывным взглядом из-под длинных темных ресниц.

– Ну? – нетерпеливо осведомился он. – Что ты задумала? Где Тутотмес?

– Ни к чему спешить, – лениво отозвалась она. – Что такое лишний час – или день, год, век, если на то пошло? Сними маску. Дай мне взглянуть на тебя.

С недовольным ворчанием Конан стянул надоевший и неудобный головной убор, и девушка одобрительно кивнула, вглядываясь в его загорелое, покрытое шрамами лицо и горящие глаза.

– В тебе есть сила – большая сила; ты мог бы задушить бычка.

Он нетерпеливо переступил с ноги на ногу; подозрения его только усилились. Положив ладонь на рукоять меча, он внимательно вглядывался в темные арочные проемы.

– Если ты заманила меня в ловушку, – сказал он, – то ты не доживешь до того, чтобы порадоваться своей проделке. Или ты слезешь с этой кушетки и сделаешь то, что обещала, или я…

Голос у него сорвался. Конан смотрел на саркофаг, на крышке слоновой кости которого с забытым искусством древности было вырезано лицо его обитателя. В этой резной маске пугающе угадывались знакомые черты, и он вдруг с удивлением понял, что это: между ней и девушкой, раскинувшейся на кушетке, прослеживалось несомненное сходство. Она могла быть моделью, с которой неведомый скульптор вырезал лицо на крышке саркофага, но ведь он-то знал, что портрету исполнилось по меньшей мере несколько сотен лет. По лакированной крышке бежала вязь архаичных иероглифов, и, порывшись в памяти в поисках обрывочных знаний и полузабытых легенд, услышанных за годы странствий, он прочел их вслух и сказал:

– Акиваша!

– Ты слышал о принцессе Акиваше? – полюбопытствовала девушка на кушетке.

– Кто о ней не слышал? – фыркнул Конан.

Имя этой древней и прекрасной принцессы тьмы до сих пор жило в веках, хотя минуло уже десять тысяч лет с тех пор, как дочь Тутамона наслаждалась кровавыми пирами в черных залах древнего Луксура.

– Единственное ее прегрешение заключалось в том, что она слишком любила жизнь и все, с нею связанное, – сказала стигийка. – Чтобы обрести вечную жизнь, она заигрывала со смертью. Мысль о том, что она постареет, сморщится, усохнет и умрет, как умирают старухи, была ей невыносима. Она добивалась расположения Тьмы, как благосклонности ветреного любовника, и в подарок получила жизнь – жизнь не в том смысле, в каком ее знают смертные; она не могла постареть и умереть. Она ушла в мир теней, чтобы обмануть возраст и смерть…

Конан, прищурившись, смотрел на нее, и глаза его превратились в щелочки синего пламени. Подойдя к саркофагу, он сорвал с него крышку. Он был пуст. За спиной у него рассмеялась девушка, и от этих звуков кровь застыла в его жилах. Он повернулся к ней, чувствуя, как волосы у него на затылке встали дыбом.

– Значит, ты и есть Акиваша? – проскрежетал он.

Она засмеялась и тряхнула блестящими кудрями, а потом чувственно протянула к нему руки.

– Я и есть Акиваша! Я – женщина, которая никогда не умирала и никогда не старела! Та, про которую глупцы говорят, что боги подняли ее с земли, в расцвете юности и красоты, чтобы она правила вечно в каком-то звездном краю! Нет, именно в мире теней люди обретают бессмертие! Десять тысяч лет назад я умерла, чтобы жить вечно! Поцелуй же меня, сильный мужчина!

Гибко соскользнув с кушетки, она подошла к нему, приподнялась на цыпочках и обвила руками его крепкую шею. Хмуро глядя сверху вниз в ее запрокинутое прекрасное лицо, Конан ощутил ее пугающее очарование и свой ледяной страх.

– Люби меня! – прошептала она, откинув голову, смежив веки и приоткрыв губы. – Дай мне свою кровь, дабы вдохнуть в меня молодость и продлить мою вечную жизнь! Я и тебя сделаю бессмертным! Я научу тебя мудрости веков, открою перед тобой все тайны, которые долгими тысячелетиями хранятся во тьме под черными храмами. Я сделаю тебя повелителем орд теней, что оживают меж древних гробниц, когда на пустыню опускается ночь, а крылья летучих мышей заслоняют луну. Я устала от жрецов, колдунов и пленных девушек, которые кричат, когда их влекут через порог смерти. Я желаю обладать мужчиной. Люби меня, варвар!

Она спрятала свою темноволосую головку на его могучей груди, и он ощутил острый укол у основания шеи. С проклятиями он оторвал ее от себя и швырнул обратно на кушетку.

– Проклятый вампир! – Кровь сочилась у него из крошечной ранки у основания шеи.

Она поднялась на кушетке, как змея, готовая к броску, и в ее широко раскрытых глазах заблестели золотистые огни ада. Губы ее раздвинулись, обнажая острые белые зубы.

– Глупец! – вскричала она. – Неужели ты надеешься сбежать от меня? Ты останешься здесь и умрешь во тьме! Я привела тебя в самое глубокое подземелье храма. Ты никогда не найдешь дорогу обратно. Тебе не пробиться сквозь ряды тех, кто охраняет туннели. Если бы не моя защита, ты бы уже давно оказался в желудках у сыновей Сета! Глупец, я выпью твою кровь!

– Не подходи ко мне, или я изрублю тебя на куски, – прорычал он, и по коже его пробежали мурашки отвращения. – Может, ты и бессмертная, но сталь расчленит тебя.

Когда он попятился к арке, через которую они вошли, в комнате внезапно погас свет. Все свечи погасли разом, хотя он и не понимал как, потому что Акиваша не прикасалась к ним. Но издевательский смех вампира прозвучал у него за спиной, ядовито-сладкий, как виола смерти, и он судорожно попытался нащупать арку в темноте, чувствуя, как его прошибает пот и охватывает паника. Пальцы его наткнулись на край проема, и он ринулся в него. Он не знал, та ли это арка, через которую они вошли сюда, но это его не заботило. Он стремился во что бы то ни стало выбраться из проклятой комнаты, в которой долгие века провело это прекрасное, отвратительное и неживое дьявольское существо.