– Тогда нам лучше уйти с тропинки! – воскликнул юноша.

Конан отрицательно покачал головой и увлек своего спутника в густую тень кустов. Луна поднялась выше, роняя неверный свет на тропинку.

– Мы не в состоянии сражаться с целым племенем! – прошептал Бальт.

– Ни один человек не смог бы так быстро отыскать наш след и догнать нас, – проворчал Конан. – А теперь помолчи.

Воцарилась мертвая тишина, которую нарушал лишь стук его сердца, и Бальт испугался, что он слышен за много миль. А потом внезапно и совершенно беззвучно, безо всякого предупреждения на смутно видимой тропинке появилась голова зверя. Сердце замерло у Бальта в груди; поначалу он решил, что видит перед собой саблезубого тигра. Однако эта башка была меньше и 'yже: на тропинке стоял леопард. Он принюхивался и смотрел на тропинку. Но ветер дул в сторону затаившихся мужчин, скрывая их запах и присутствие. Зверь опустил голову и обнюхал землю, после чего неуверенно двинулся вперед. По спине у Бальта пробежал холодок. Леопард, вне всякого сомнения, шел по их следу.

А зверь насторожился. Он поднял голову, глаза его засверкали, как раздуваемые ветром угли, и он глухо зарычал. И в этот миг Конан метнул топор.

В этот бросок он вложил всю силу мышц, и лезвие серебряной молнией рассекло темноту ночи. Еще не успев до конца сообразить, что случилось, Бальт увидел, как леопард повалился на землю и забился в судорогах, а топорище торчало из его головы. Само же лезвие раскроило зверю череп.

Конан гигантским прыжком выскочил из кустов, вырвал топор из раны и поволок обмякшее тело за деревья, чтобы скрыть его от любопытных взглядов.

– А теперь бежим, и как можно быстрее! – вполголоса скомандовал он и устремился на юг, в сторону от тропы. – Вслед за этой кошкой явятся воины. Зогар, едва придя в себя, отправил его искать нас. Пикты пойдут за ним, но он намного опередил их. Леопард покружил вокруг деревни, пока не напал на наш след, а потом бросился в погоню. Они не смогли угнаться за большой кошкой, но теперь им известно общее направление, в каком следует продолжать поиски. Они пойдут за леопардом, надеясь услышать его рычание. Что ж, они его не услышат, но зато заметят кровь на тропе, станут искать тело и найдут его в кустах. И тогда они постараются вновь напасть на наш след. Так что смотри под ноги и ступай осторожно.

Он ловко огибал колючий кустарник и низко висящие ветки, легко скользя меж деревьев и не касаясь стволов, а ступал так, чтобы после него не оставалось следов; а вот Бальту приходилось нелегко.

Позади не раздавалось ни звука. Они прошли уже больше мили, когда Бальт сказал:

– А что, Зогар Заг ловит котят леопарда и дрессирует их, превращая в гончих?

Конан покачал головой.

– Этого леопарда он позвал из леса.

– Но если он может повелевать зверями, почему не поднимет их всех и не бросит за нами? – настаивал Бальт. – В лесу полно леопардов; к чему отправлять за нами в погоню лишь одного?

Некоторое время Конан хранил молчание, а когда все-таки ответил, то сделал это с явной неохотой:

– Он не может повелевать всеми зверями. Только теми, кто помнит Джеббала Зага.

– Джеббала Зага? – Бальт неуверенно повторил полузабытое имя из легенд. За всю жизнь он слышал его только три или четыре раза.

– Когда-то ему поклонялись все живые существа. Это было давно, еще когда люди и звери разговаривали на одном языке. Люди забыли его; начали забывать и звери. Лишь немногие помнят до сих пор. Люди и звери, которые помнят Джеббала Зага, – братья и говорят на одном языке.

Бальт не ответил; ведь это он стоял, привязанный к столбу в пиктской деревне, и собственными глазами видел, как ночные джунгли по первому же зову шамана отправили к нему своих жутких созданий.

– Цивилизованные люди смеются над этими суевериями, – продолжал Конан. – Но никто из них не смог объяснить мне, каким образом Зогару Загу удается вызывать из лесной глуши питонов, тигров и леопардов, а потом и повелевать ими. Если бы они могли, то назвали бы это ложью. Таковы цивилизованные люди. Они отказываются верить в то, что не могут объяснить с помощью своей поверхностной науки.

Народ Таурана стоял ближе к первобытным людям, чем остальная Аквилония; суеверия, зародившиеся в незапамятные времена, никуда не делись. Да и сам Бальт видел кое-что такое, отчего ему бывало не по себе. И он не мог опровергнуть предположение, высказанное Конаном.

– Говорят, где-то в этом лесу сохранилось древнее капище, посвященное Джеббалу Загу, – сказал Конан. – Не знаю. Сам я его не видел. Но в этом краю его помнят намного больше зверей, чем в других местах.

– Значит, по нашему следу пойдут и другие?

– Они уже идут, – последовал обескураживающий ответ Конана. – Зогар ни за что не отправил бы по нашим следам только одного зверя.

– И что же мы будем делать? – с тревогой осведомился Бальт, поудобнее перехватывая топор и вглядываясь в черное переплетение ветвей над головой.

При мысли об острых когтях и клыках неведомых тварей, что в любую минуту могли обрушиться на них из темноты, по коже его пробежали мурашки.

– Подожди!

Конан отвернулся, присел на корточки и принялся чертить кончиком ножа какой-то знак на жирной глине. Заглянув ему через плечо, Бальт вдруг почувствовал, как по спине у него скользнул холодок. Он не ощущал ни малейшего дуновения ветра, но листья над головой вдруг встревоженно зашуршали, а ветви отозвались протяжным стоном. Конан поднял голову, потом выпрямился и замер, глядя на знак, который только что нарисовал.