— С тобой все в порядке, Марта? — спросил я. — Не вижу былого веселья.

Она с трудом выдавила тусклую улыбку.

— Пытаюсь выжить.

— Все те же проблемы? Будущий губернатор?

Она кивнула.

— Бросай-ка все это, моя дорогая, — посоветовал я.

— Как? — спросила она, и я не смог ответить.

— Ну, ладно, — вздохнул я. — Так что там за женщина в баре. Как ее зовут?

— Сибил Хедли.

— Сибил? — вскричал я. — О Боже!

— Ты ее знаешь?

— Никогда не видел, но она чуть не убила Сета Хокинса. Она пришла на «сцену»?

— Не думаю.

— Слава Богу. Я должен жить, чтобы играть на скрипке.

Все присутствовавшие в «Зале грез» женщины сидели парами или компаниями. И только одна в одиночестве — крепкая, спортивного вида особа с длинными песочного цвета волосами, падающими на плечи, в больших солнечных очках с желтоватыми стеклами. Перед ней стоял бокал диетколы.

— Мисс Хедли?

— Да. А вы кто?

— Питер Скуро.

— Босс?

— Один из боссов, — уточнил я, осмелившись улыбнуться. — Чем могу служить?

— Сядьте для начала.

Я сел.

Мы смотрели друг на друга. Я видел перед собой только приятную молодую женщину в сарафане с длинными голыми ногами и мог оценить ее чудесную кожу, блестящую и гладкую, как сливочная ириска.

— У вас дивный загар, — заметил я.

— Бросьте нести дерьмо, — сердито отрезала она.

Порывшись в маленькой сумочке из змеиной кожи, она вытащила визитную карточку и швырнула ее мне через стол. Сибил Хедли. Сотрудник издательства. Журнал «Безумный шляпник». [48]

— Знаете, что такое «Безумный шляпник»? — спросила она.

— Да, знаю.

— Читаете?

— Иногда, — дипломатично ответил я.

— Мы специализируемся на журналистских расследованиях. Всякие нью-йоркские закулисные истории. Разоблачения, скандалы, причины которых пытаются скрыть, а следы замести. Каждую неделю у нас более миллиона читателей. Нас любят, потому что мы не слишком церемонимся. Сейчас против нас возбуждено три иска за диффамацию, и мы все их выиграем.

— Приятно слышать!

— Ну а теперь плохие новости. У вас тут публичный дом, только шлюхи — мужчины, а клиенты — женщины. Потрясающая история. Я даже щелкнула несколько снимков своим верным «Миноксом», когда никто не видел. Даю вам шанс сделать заявление. Мы честно напечатаем все, что вы скажете в свою защиту.

Я вздохнул:

— Сколько?

— Что? — спросила она, словно пролаяла.

— Сколько вы хотите, чтобы похерить эту историю? — терпеливо повторил я.

— Засранец! — с выражением проговорила она. — Ты думаешь, нас можно купить?

— Да!

— Отвали, сынок. Мы не продаемся.

Она сверкнула глазами, а я ответил неотразимым ледяным взглядом в стиле Уильяма Пауэлла.

— Если вас интересует крупная горилла, охраняющая вход… — предложил я.

Она вспыхнула, вскочила, схватила сумочку.

— Наверно, этот слюнявый фермер рассказал тебе о нашей «сцене».

— Рассказал. Потрясающе. Странновато, но потрясающе.

— Ты жопа, — выпалила она и вышла.

Я пошел к Марте в офис и начал докладывать, но она перебила:

— Пожалуйста, Питер, не надо меня расстраивать. Уладь все сам.

И я пошел к себе и стал разыскивать Антони Канниса или Михаэля Гелеско. Секретарша сообщила, что оба уехали на пикник в Лас-Вегас и будут только через неделю. Я попросил передать, чтоб они позвонили мне, как только вернутся.

Подвергшись атаке со стороны Клары Хоффхаймер, я старался, чтобы мои визиты к ней были как можно короче: влетал в офис в разгаре рабочего дня, совал ей конверт, ждал, пока она пересчитывает деньги, и мигом улетучивался.

Но в конце августа я не успел вовремя улизнуть. Она задержала меня, сказав:

— Питер, у меня проблема.

— Поздравляю, — с легкой насмешкой бросил я, — вы вернулись в ряды прогрессивного человечества.

— И, по-моему, вы можете мне помочь. Есть у меня один друг, джентльмен. Назовем его мистер Ц.

— Назовем, — согласился я.

— У него есть жена, и она его не понимает. А нам некуда пойти — представляете? Я хочу сказать, у него дома нельзя, а я живу черт-те где, с дочкой, и все такое. Он не хочет регистрироваться в отеле, где кто-нибудь может его узнать. Он очень важная персона.